Алексей Волин: «Нам совершенно не стыдно за нашу позицию»

Замминистра связи и массовых коммуникаций Алексей Волин назначен в июле 2012 года. Сейчас своим интервью Slon он доказывает, что государственная политика в области СМИ будет более агрессивной, а в отстаивании своих позиций Россия будет апеллировать к консерваторам за рубежом, как на Востоке, так и на Западе. Позицией остальных решено пренебречь, потому что целые группы людей – это либо «больные люди», либо «фрики», мнение которых никому не интересно. Журналистика в этой картине мира – лишь функция обслуги, а сотрудники СМИ призываются к личному обогащению.

В интервью Волин также рассказал о задачах, которые ставит государство в области СМИ в перспективе, о своем опыте «работы на дядю», о том, чем Россия свободнее западного мира.

– Давайте поговорим о госполитике в сфере СМИ. Вот, например, принимается решение – появляется президентский указ о «России сегодня», все в шоке. Включая участников процесса...

– Все с удовлетворением восприняли появление указа, который оптимизирует работу российских средств массовой информации, работающих на зарубежную аудиторию. Случилось то, о чем говорили многие участники рынка на протяжении многих лет – о том, что эту работу лучше координировать, оптимизировать, сочетая в одних руках воздействие по линии телевизионного и радиоэфира, работу в интернете и с информационным агентством, – словом, весь комплекс, который также ложится на эту аудиторию. В принципе, указ был логичным, никого не потряс.

– Министерство готовило указ? Работало над ним?

– Мы не комментируем, каким образом у нас появляются те или иные документы.

– Это аппаратная борьба, одной группы против другой?

– Нет никакой аппаратной борьбы. У нас абсолютное единство в понимании и целеполагании. И сводить действие указа к какой-то мифической аппаратной борьбе по меньшей мере неразумно...

– Или даже глупо.

– В полной степени не соответствует действительности.

– Я так понимаю, что даже для руководителей перечисленных там организаций это было новостью.

– Может быть, для них новостью стало появление даты указа. Но то, что рано или поздно это произойдет, никто в принципе из них не сомневался. И некоторые из них ратовали за то, чтобы так оно и было.

– Например?

– Например, практически все руководители, которых это коснулось, в то или иное время говорили о необходимости оптимизации работы и об объединении усилий.

– Например, Маргарита Симоньян, в итоге назначенная руководителем новой структуры, тоже узнала об этом из эфира «Коммерсанта-FM».

– Я надеюсь, что с самим текстом указа она ознакомилась в первоисточнике – на сайте президента. (Хмыкает.) В эфире «Коммерсанта-FM» она скорее услышала, что этот указ вышел. Но для Маргариты Симоньян также не было неожиданностью, что в государстве идут разговоры о необходимости сосредоточения внешних потоков информации в одних руках и об их оптимизации.

– В «Роспечати», я подозреваю, тоже были удивлены появлением указа.

– Нет, удивленных не было.

– Не было... Ок. А задача какая?

– Оптимизировать работу. Сделать более эффективной. Менее затратной. Исключить дублирование. Освоить новые методы и возможности, которые проистекают из появления новых технологий. Стать более понятными и доступными для зарубежной аудитории.

– Вопрос о том, как будет измеряться эффективность. Дмитрий Медведев просит сейчас это оценить в том числе и ваше министерство. Кто те люди, которые будут оценивать эффективность новой структуры, новых функций, насколько хорошо мы себя пропагандируем за рубежом?

– Мы не столько пропагандируем себя за рубежом, сколько рассказываем.

– Все-таки?

– Пропаганда все же [говорит] о том, чего нет. Мы же говорим про информацию о тех возможностях и достижениях, которые имеются. Набор интересантов и тех, кто будет оценивать, достаточно широк, начиная от российского бизнеса, позиции которого за рубежом нужно укреплять и содействовать при помощи государства, и заканчивая отдельными российскими ведомствами и просто российскими гражданами, которые оценивают и какое отношение складывается к русским людям, и какой интерес существует к российскому образованию, и интерес к тому, сколько человек смотрели российские фильмы и пытаются приобрести российские сериалы. А если мы говорим о российской дипломатии, то это вопрос, насколько нам удается объяснить свою позицию по тем или иным вопросам и обрести союзников по тем или иным вещам.

– Насколько?

– Никто не может сказать, что Россия является страной-изгоем. Мы имеем достаточно широкую поддержку по нашим внешнеполитическим инициативам. У нас неплохо обстоят дела у российского бизнеса, другое дело, что надо лучше.

– Мне кажется, что очень критическое отношение к политике России существует и в западных СМИ. И когда появляется, в частности, этот указ, в СМИ идут заголовки о том, что человек, который предлагал сжигать сердца, назначен главой новой пропагандистской организации.

– Вы знаете, во-первых, в мире есть не только западные СМИ, но и восточные.

– Мы ориентируемся больше на них?

– Мы ориентируемся на весь мир. Он нам интересен во всем многообразии. Второе – нам совершенно не стыдно за ту позицию и за те принципы, которые мы отстаиваем. Если кто-то за рубежом пытается смотреть на весь мир через жопу, то это его личная точка зрения. Мы в принципе считаем, что мир шире и интереснее.

– А это что значит?

– Это про зацикленность на гейской тематике.

– То есть нет никаких проблем для геев сейчас в России?

– (Смеется.) Вопрос не в том, есть проблемы для геев в России или нет. Меня в принципе проблемы российских геев мало интересуют. Равно как и проблемы зарубежных геев. Меня, еще раз повторю, проблемы задниц людей не интересуют. Каждый из них может распоряжаться ими по своему усмотрению, пускай только не рекламируют.

Мы твердо знаем, что среди большого количества западных людей российская позиция в отношении и геев, и наркотиков, и многих вещей вызывает поддержку. В мире есть много людей, придерживающихся традиционных, консервативных ценностей. Это наша целевая аудитория. Тех, кто свихнулся на политической корректности и на голубизне, розовизне или чем-то еще, уже не переделать. Больные люди! Бог им судья. Мы со здоровыми общаемся.

– Например, есть такая страна, как США, с ее толерантностью в этом отношении, с ее политкорректностью, на которую ведь тоже нацелена новая организация...

– Вне всякого сомнения. И мы знаем большое количество членов Республиканской партии, консервативных американцев, которые говорят, что они нам завидуют.

– Что мы можем так свободно выражать свое мнение?

– Да.

– Есть разные механизмы оценки эффективности, а если сравнивать бюджеты, то они на Russia Today гораздо больше, чем бюджеты американских радиостанций, входящих в BBG, Broadcasting Board of Governors (11 млрд рублей против 767 млн долларов. – Slon) (дисклеймер об ошибке*). Почему настолько больше денег нам нужно вкладывать?

– Во-первых, бюджеты на разъяснение на внешней арене интересов и движения информации о стране у нас и в США несопоставимы, у американцев они выше не в разы, а на порядки. Вы берете отдельную американскую организацию.

– Да, которая управляет зарубежными радиостанциями.

– Не забывайте о том, что есть масса всего другого, включая и Агентство по содействию, и фонды, и неправительственные организации, и прочее, прочее, прочее. Плюс организации, создаваемые корпорациями и занимающиеся лоббизмом и в Америке, и за рубежом. Разница будет на порядки в ту сторону. Нет у нас никакого перекоса в пользу разъяснения нашей позиции на мировой арене. Скорее у нас – серьезное отставание от многих других партнеров.

– И я сравниваю бюджеты нескольких радиостанций и одной телекомпании.

– Радио всегда дешевле.

– Ясно. Вы помните доклад министра Михаила Лесина на конференции «Индустрия СМИ: Направления реформ»? 2002 год. Он представил свою позицию о том, как должны развиваться СМИ в долгой перспективе. Было сказано, в частности, что у государства должны остаться один телеканал, одна радиостанция, одно информагентство и одна газета. Мы все-таки видим концентрацию, которая произошла за последние годы. Контроль государства над источниками информации.

– У нас не происходит концентрации СМИ в руках государства. У нас количество негосударственных СМИ как было большим, так стало еще больше. Не говоря уже о том, что если мы сопоставим долю количества источников информации, на основании которых граждане Российской Федерации получают информацию об окружающем их мире, с тем, что было в 2002 году, то за счет массового количества социальных сетей, блогов, изменения структуры восприятия информации мы можем говорить об уменьшении доли государственного влияния на мозги населения.

– Но если брать российский телеэфир, то там больше видно единственную позицию, которая представлена государством. Там трудно все-таки представить оппозицию государственной точки зрения.

– Извините, неоднократно и вижу, и встречаю. У нас есть большое количество разного рода и телекомпаний, которые рассказывают отнюдь не о государственной точке зрения. У нас и другие позиции, помимо государственной, присутствуют в том числе и в новостях государственного телевидения. Те же «Вести-24» дают трибуну практически всем, кто существует в политическом спектре.

– Не-е-ет...

– Да-а-а...

– Ну, например?

– У нас что, Жириновского там нет? Зюганова? Миронова?

– «Системная оппозиция».

– Извините, системная оппозиция – это та оппозиция, которая кого-то представляет. Внесистемная оппозиция – это 12 фриков, которые бегают по городу. Я не думаю, что 12 фриков кому-то интересны.

– Год назад, после того как вы выступили очень жестко на журфаке...

– Я еще мягко выступил.

– Представили очень циничный взгляд на эту профессию...

– Он прагматичный.

– Вы сказали в интервью «Известиям», что думаете об образовательных стандартах в этой сфере. За этот год что-то изменилось?

– За этот год были сделаны попытки со стороны ряда экспертов подготовить профессиональные стандарты для нашей сферы. Мы посмотрели, и я не могу сказать, что они нас удовлетворили. Пока в этой работе достаточно много дилетантизма и непрофессионализма.

Если говорить об образовательных стандартах, то здесь речь скорее будет идти не со стороны государства, а со стороны бизнеса, который является заказчиком. Некоторые изменения происходят. Мы очень довольны той ситуацией, которая сложилась на одном из полигонов, которые мы так рассматриваем, – в Ростовском технологическом университете, где был открыт факультет медиакоммуникаций. И открыт он был не при участии государства, а при участии медийных групп южного региона. Понятно – бизнес дал деньги, бизнес дал стандарты, бизнес сказал, что ему надо, бизнес это получит. Идеальная ситуация! Точно понимаем, что люди будут востребованы.

Второе, чем мы сейчас занимаемся, продвигаем всячески медиаграмотность населения. Это очень серьезное направление действий, поскольку медиаграмотность предусматривает пять китов, на которых базируется. Каких людей можно считать медиаграмотными? Тех, кто умеет пользоваться поисковыми системами, находить нужную информацию. Те, кто владеет системами родительского контроля и в состоянии оградить детей от опасной информации. Тот, кто знает, как себя вести с точки зрения сохранения персональных данных. Это человек, который в состоянии разместить и подготовить какую-то информацию, обращает внимание на источники информации, может отличить верифицированные от неверифицированных. Мы научили людей, что при покупке продуктов питания надо смотреть на срок годности, а сегодня люди говорят, что прочли о чем-то «в интернете». Замечательный источник информации! Люди зачастую не понимают, что их там много и есть те, что вызывают доверие, и те, что не вызывают. «В интернете» – это еще ладно, а то ведь «я прочел на Yandex News»! А Yandex News не является генератором, он является интегратором. Словом, необходимо приучать людей к тому, чтобы проверять, что они читают. Проверяйте! Сравнивайте, смотрите через верифицированные источники. Главное правило редактора, которому нас учили, когда нас учили журналистике: сомневайся во всем. Это – медиаграмотность. Курсы стали появляться в разных вузах.

– С подачи государства?

– При нашем активном участии. Нам очень активно в этом деле помогает и бизнес, и образовательное сообщество (в частности, одним из главных застрельщиков в области медиаграмотности выступает Высшая школа экономики), очень много [декан факультета медиакоммуникаций] Анна Качкаева делает в этой связи. Мы организовали первое исследование, которое изучило ситуацию с медиаграмотностью в стране. Наша задача за пять лет примерно – утроить уровень, сейчас он оценен в 15%, то есть 15% людей в нашей стране соответствуют этим критериям, они понимают. Я лично сталкивался с тем, что журналисты звонили по поводу той или иной новости, и, когда я спрашивал, где они это взяли, давали ссылку на сайт, который позиционирует себя как сайт выдуманной информации.

– Fognews.

– Да!

– Вас удовлетворяет уровень журналистики, который существует на основных каналах нашей страны, покрывающих большую часть населения?

– Меня уровень журналистики уже давно не удовлетворяет.

– И что делать?

– Повышать конкурентоспособность отечественной журналистики.

– Каким образом?

– Я считаю, что лучшим способом повышения конкурентоспособности российской журналистики является появление большого количества безработных журналистов. Очень это стимулирует людей на то, чтобы лучше работать. Считаю, что рынок должен будет расставить все по своим местам.

– Согласно вашей концепции «работы на дядю», что дядя скажет, то и напишешь?

– Я от своих идей не отказываюсь.

– Как сейчас детям, которые учатся на журфаке, жить с тем, что нет никаких идеалов?

– Отлично будут жить! У них семьи есть, пусть о них думают. Они купят хорошие машины, хорошие костюмы, съездят в приличные страны.

– Их идеализм нужно разрушить? Разговоры о миссии и социальной функции профессии?

– Миссия этих детей прежде всего заключается в том, чтобы обеспечить сначала своих родителей, а потом своих детей.

– А журналистика?

– А какая миссия у слесаря?

– 29-я статья Конституции не защищает функции слесаря.

– А чем он хуже журналиста?

– Я не говорю о том, что хуже. Я говорю о том, что есть, например, даже в нашей Конституции статья, которая говорит о свободе слова.

– Свободу слова никто не отменял. (Повторяет.) Свободу слова никто не отменял. Каждый из людей, в том числе и слесарь, имеет право сообщить свою точку зрения и высказать свое мнение. Но за это слесарю не платят денег. Поэтому если вы идете куда-то работать, на дядю или на тетю, то есть человек, который несет ответственность за работу принадлежащего ему средства производства, которым является СМИ.

– Государство собирается преподавать эту точку зрения через принадлежащие ему, государству, вузы?

– Государство собирается делать то, что оно должно, – обеспечить появление квалифицированного специалиста. Какими принципами руководствуется этот специалист, совершенно не дело государства. Нам за принципы налогоплательщики не платят. Нам они платят за то, чтобы мы научили писать, читать, находить информацию, пользоваться поисковыми системами, овладеть системами верстки, правильного ракурса, фотографирования. На этом миссия государства заканчивается. Принципы у каждого свои. Представления о прекрасном у каждого свои. Государство – демократическое. Оно не навязывает свои представления о прекрасном. Будучи демократическим государством, мы твердо стоим на позициях того, что каждый человек для себя определяет, что ему нравится, а что не нравится.

– Если хозяин какого-то СМИ звонит редактору СМИ, которое ему принадлежит, государство это воспринимает как норму?

– Я хотел бы обратить ваше внимание на то, что никто не мешает владельцу бизнеса ставить задачу перед наемными сотрудниками. Если редактору это не нравится, он может пойти и устроиться на другую работу.

– Вам не кажется, что состояние, качество журналистики ухудшилось?

– Состояние журналистики стало хуже из-за того, что каждый журналист, вместо того чтобы заниматься своими профессиональными обязанностями, ну, не каждый – многие почувствовали себя мессиями и носителями высшей миссии. Журналисты не должны быть мессиями, они должны честно отрабатывать информацию. Сделайте ее полезной, удобоваримой, интересной читателю.

– Из вашей личной практики что вам вспоминается из того, что потрясло вас больше всего в журналистах, в плохом смысле?

– Меня потрясает каждую неделю, пару раз точно, когда звонят журналисты и начинают задавать вопросы по тематике, в которую они не только даже не вникли и не разобрались, а вообще ничего не прочитали. Я чувствую, что человек получил редакционное задание, ему было сказано: «Спроси его об этом», и он честно набирает номер телефона, артикулируя вопрос. Начинаешь говорить, а человек в принципе не в теме. После этого выходит материал с пятью фактическими ошибками.

– Есть какой-то пример конкретный?

– Не хочу называть конкретных людей в конкретном издании. Им еще жить.

– Мне просто интересно, что стало той травмой, которая привела к тому, что вы так цинично воспринимаете журналистику. Есть ведь редакции, которые все еще делают свою работу...

– Во-первых, у меня нет никаких травм. Я себя прекрасно чувствую и ни по поводу чего особо не переживаю. Во-вторых, я в журналистике достаточно много и долго работал, когда я был руководителем СМИ (Волин возглавлял госагентство РИА «Новости» и  Издательский дом Родионова. – Slon). Даешь журналисту задание: «Напиши вот так», а он говорит: «Я так писать не буду, потому что так не считаю». Пошел вон!

– Журналист имеет право?

– Имеет. Не за мои деньги.

– А закон о СМИ?

– При чем здесь закон о СМИ? Где он говорит о том, что я должен платить за то, за что не хочу платить. У журналиста есть право писать о том, о чем он считает нужным. Это право никто не отменял. Ты не согласен со своим главным редактором, ты не согласен с владельцем. Отлично! Закон о СМИ позволяет тебе пойти и создать свое средство массовой информации. Пиши все, что хочешь, но отвечай за все это своими деньгами. Закон о СМИ не говорит, что один человек должен оплачивать другому работу, которую тот не заказывал и с которой не согласен. Закон о СМИ не заставляет бизнесмена содержать журналиста, с которым тот не согласен. Закон о СМИ говорит о том, что у тебя есть право выражения. Пожалуйста! Но тогда найди денег для этого права. Или заработай. Или одолжи. Может, тебе от папы досталось. Или найди дядю, который с этим согласен. У нас много разных людей, у нас много разных дядь, отсюда у нас много средств массовой информации, хороших и разных. И хороших, и плохих.

– Вы-то каким лично СМИ доверяете?

– В рамках медиаграмотности я не доверяю никаким СМИ. Я все перепроверяю, сопоставляю.

– Что основа вашего ежедневного медиапотребления?

– Самое разное: и «Коммерсантъ», и «Ведомости», и «Газета.ru», и «Московский комсомолец».

– А телевидение?

– Оно меня не устраивает с точки зрения новостей, потому что привязывает к определенному времени выхода в эфир. Я новости смотрю по интернету. Телевидение для меня больше в энтертейнменте, то есть – хороший сериал, «Голос»...

– Это не потому, что доверяете новостям этих изданий больше, чем ТВ?

– Нет. Я никаким новостям однозначно не доверяю, еще раз. Я смотрю, что-то нахожу...

– Ясно. В свое время вы ушли из Издательского дома Родионова...

– Как раз из-за разногласий с владельцем. Я считал, что у владельца есть полное право делать со своей собственностью то, что ему заблагорассудится. Наши точки зрения с владельцем разошлись. Я был наемным работником и сказал: «Твой бизнес – твое право». И пошел искать себе другого дядю.

– Нашли. Российскую Федерацию.

– (Смеется.) Российская Федерации оказалась чуть позже, хотел бы вам напомнить. Я пошел заниматься кинопроизводством.

– Насколько я помню, вы ушли тогда, в частности, из-за несогласия с решением владельца назначить Михаила Леонтьева главным редактором одного из журналов Родионова. Сейчас, интересно, как вы отнеслись к тому, что он стал вице-президентом «Роснефти»?

– Никак. Я не работаю в компании «Роснефть», поэтому меня это не касается.

– Насколько может быть эффективной работа человека, который работает пиарщиком в «Роснефти» и в то же время не перестает работать на «Первом канале»?

– Вполне эффективной.

– Вы не считаете, что нельзя совмещать?

– Нет, не считаю.

– Что есть какие-то стандарты?

– Нет, не считаю.

– Как, вы считаете, можно выработать стандарты журналистского поведения в среде, где нет никаких стандартов?

– А их не надо вырабатывать. Они вырабатываются сами собой. Если стандарты журналистского поведения будут наносить ущерб средству массовой информации, то владельцы этого СМИ будут сами поправлять журналистов или избавляться от тех, кто дискредитирует это СМИ. То же самое в отношении Миши Леонтьева. Леонтьев является талантливым публицистом, более того – имеет свой фан-клуб. Этот фан-клуб обеспечивает рейтинг на «Первом канале». Поэтому Константина Львовича Эрнста как руководителя канала интересует не где еще работает Миша Леонтьев и где получает зарплату. Константина Эрнста интересует рейтинг передач Михаила Леонтьева. До тех пор, пока рейтинг передач Леонтьева остается высоким, Михаил Леонтьев может работать где угодно.

– Вы понимаете, наверное, что существует конфликт интересов?

– Не понимаю.

– Хорошо. Мы все время придумываем какие-то формы существования, пытаемся изобрести велосипед, как общество, которое идет к демократии всего несколько десятилетий. Вот, например, общественное телевидение. Наконец оно создается в стране. А через некоторое время общественное телевидение задумывается о том, чтобы начать на нем продавать рекламу. Это то, чего нет в мире, то, что кажется несовместимым со статусом общественного телевидения. 

– Пока общественному телевидению никто продавать рекламу не разрешил. Социальную рекламу – вне всякого сомнения, спонсорская поддержка – да. Иначе оно будет бедным и неинтересным. Государство обеспечило минимум, общество ему не обеспечило ничего. Общество за все время существования общественного телевидения едва-едва соскребло с себя 2,2 млн рублей, из коих больше половины приходится на шесть частных лиц.

– У нас вообще есть такой центр, который принимает решения в области СМИ сейчас? Концепция развития СМИ существует? Что мы хотим увидеть в СМИ через десять лет как общество и как государство?

– Есть несколько вещей, которые мы точно хотим увидеть. Мы хотим, чтобы российские СМИ были конкурентоспособными, поэтому мы рассматриваем ситуацию с налогообложением, с подготовкой кадров. Если речь о государственных СМИ, то с консолидацией усилий, чтобы они были достаточно эффективны.

Второе. Мы говорим о содержательной функции, о повышении доли тех материалов в СМИ, которые делают людей умнее и лучше. Это детские, юношеские передачи. Мы много общаемся с представителями каналов, которые входят в первый мультиплекс, – теми, кто обязательно доставляется по всей территории страны, которые присутствуют в кабеле (а это порядка 35% населения), в спутниковых сетях. Мы провели исследование в конце прошлого года, которое показало, что доля детских, юношеских программ в общей протяженности эфира первого мультиплекса составляет 14,7%. Мы не собираемся на этом останавливаться и в течение ближайших лет планируем довести эту долю до 25%, то есть сделать так, чтобы четверть эфира имела просветительскую и воспитательную функцию. И это, кстати, опровергает разного рода заявления о бездуховности телевидения и того, что оно не то несет. Просто люди не то смотрят.

– А что есть высокодуховного на телевидении?

– Я не говорю про высокодуховное. Я говорю про образовательное и воспитательное. То, что делает людей умнее и лучше: детские фильмы, юношеские фильмы, программы про путешествия, об окружающей среде, об истории, про образование, о выдающихся людях, здоровом образе жизни. Их много (достает брошюру): «Наука», «Смешарики», «Ералаш», «Своя игра», «Важные вещи», «Полиглот», «Географические открытия». Это сделала Академия медиаиндустрии, которая занимается как исследованиями в области медиа, так и переподготовкой кадров.

– Это один из пунктов программы.

– Следующий – социальная миссия, направленная на обеспечение слабослышащих людей. Несколько миллионов российских граждан имеют проблемы со слухом. За государственные средства производятся программы скрытого субтитрирования программ. Несколько лет назад начали с двух тысяч часов, в прошлом году было субтитрировано 13 тысяч, в следующем будет 14 тысяч. Любой современный телевизор позволяет эту функцию включить.

Также государство выступает за то, чтобы повысить количество воспринимающих мультимедийность людей. Мы вкладываем в инфраструктуру – широкополосный доступ, оптоволоконные линии. Все это позволяет получить интернет-услуги в небольших городах. Сейчас перед министерством стоит задача подключить к оптоволокну населенные пункты с населением более 1 тысячи человек. Сразу же возникнет значительное увеличение источников информации. Сразу за интернетом придет кабельное телевидение, будет 100–150 каналов, включая определенное количество нишевых. Мы как раз стремимся к тому, чтобы у населения была диверсифицированая информация.

– А с точки зрения смыслов? Вот Рогозин, например, призывает создать «фабрику оптимистичных новостей». И это человек, занимающий большую должность в правительстве. Вы что считаете?

– У нас есть разные новости. Я не считаю, что у нас пессимистичные новости. Вы совершенно правильно говорите, в стране существует закон о СМИ, по которому редакционную политику определяет главный редактор издания. В редакционную политику мы точно не вмешиваемся и вмешиваться не будем.

– Не вмешиваетесь...

– Нет. А как? У нас права такого нет.

– Телефонного нет?

– Нет.

– Позвонить редактору и наорать на него?

– Нет.

– Или владельцу?

– Назовите одного редактора или владельца, которому я позвонил и наорал. Не было такого за мою жизнь.

– А такие люди, как Алексей Громов, например?

– Никогда не слышал, чтобы Алексей Алексеевич кричал на какого-то редактора или владельца.

– Жалуются люди.

– Имена, пароли, явки.

– Ясно. При президенте Ельцине был конкурс – на национальную идею. Сейчас это общество людей, которое живет на территории нашей страны, которое раздираемо противоречиями, как может быть объединено в смысле госполитики? Пока ведь государство разъединяет – по группам, классам...

– Нет, объединяет. В том числе и при помощи СМИ. Телемарафон «Первого канала», посвященный сбору помощи для пострадавших от наводнения на Дальнем Востоке, был тем примером, который сплотил страну. Этот проект «Первого канала» получил премию правительства в области СМИ за прошлый год. Спорт вне всякого сомнения сплачивает страну. Хорошие фильмы сплачивают. Общие праздники. Единое понимание истории сплачивает. Государство делает многое, чтобы мы осознавали себя единой общностью.

– А создание врагов? Вещание еженедельное на гостелевидении таких людей, как Дмитрий Киселев, у которого каждая программа – это борьба с врагами, и внешними и внутренними?

– Неправда. Очень упрощенно трактуете то, что делает в эфире Дмитрий Константинович. Он не нагнетает и не создает врагов. Другое дело, что любое действие предусматривает определенные сюжетные правила. В сюжете должен быть заложен конфликт. Чем интереснее передача для зрителя, тем выше должен быть уровень напряжения.

– То есть все время выше должен быть уровень агрессии?

– Вопрос не про агрессию, а про удержание сюжетной линии. Тот же самый конфликт вы встретите в любом художественном произведении, фильме, спектакле...

– Все же не в любом.

– Теми же принципами руководствуется любая передача.

– Не любая. Дмитрий Киселев достиг все же некоторых вершин в агрессивном отстаивании своей позиции.

– Слушайте, ну людям нравится.

– Не любая.

– А где нет внутреннего конфликта, противоречий?

– Вы не сказали, есть центр, который вырабатывает информационную политику государства?

– Каждое СМИ делает это самостоятельно.

– И государство как владелец не пытается повлиять на свои СМИ?

– Нет. Мы назначили менеджеров, которые за это отвечают.

– А вам не кажется этот уровень агрессивным?

– Нет.

– Насколько эффективной может быть компания «Россия сегодня», возглавляемая Дмитрием Киселевым, для пропаганды своих идей в тех странах, в которых такой уровень агрессии не принят?

– Абсолютно эффективным, потому что во всех этих странах есть люди, которых много, которые придерживаются близкого нам мировоззрения, близких нам взглядов. В принципе, Россия сегодня значительно ближе к тем представлениям о свободном рынке и классическом капитализме, с которым боролись тоталитарные режимы, включая коммунистический. Социализм и коммунизм в значительной степени воспроизведены в зарубежных странах, с их непримиримостью к иному мнению, к их стремлению свести всех под одну гребенку и выстроить в ровную и гладкую шеренгу.

– В смысле?

– Все должны придерживаться одних воззрений.

– Это где?

– Везде! В Европе, Америке.

– Да вы что?

– Попробуйте сказать, что педерастов куда-то пускать не надо, чтобы они кричали на каждом углу, – сразу же орать начнут. Есть единая точка зрения, которой придерживаются. Она навязана. Такая средняя серость. А Россия в этом отношении более индивидуальна. У нас – более независимые от бюрократии лидеры. И ярче, и интереснее.

– А какие-то еще примеры, кроме гомосексуальной темы, у вас есть?

– Не только гомосексуальная. По ряду вопросов в международных отношениях. Господи, поговорите с нормальными западными людьми, с консерваторами – с республиканцами в Америке, с правыми во Франции, в Великобритании. Они же очень недовольны тем, что происходит.

– И медиа при этом едины, вы говорите? И проводят единую позицию?

– Я как раз прогнозирую, что в ближайшее время на Западе мы встретим альтернативные точки зрения. Очень это людей достало. Политкорректность дошла до того, что, пытаясь изначально прогарантировать права меньшинств, стало невозможно быть богатым, успешным и традиционным.

– Вы говорите, что мы более свободны, чем они?

– Да. У нас существуют газеты, которые пишут одно, и газеты, которые пишут другое. У нас широко обсуждаются самые разные вещи. Нет такого накала дискуссий в зарубежных странах. Все равно они приходят к чему-то усредненному. А российская душа берегов не приемлет...

– И вы при этом еще отрицаете, что государство установило контроль на двух телеканалах, которые раньше ему были неподконтрольны, и они стали проводить государственную позицию. Я имею в виду ОРТ, ныне – «Первый канал», и НТВ.

– Если вы посмотрите новости на «Первом» и на НТВ, то они разные, и стилистика, и темы. Нет унификации.

– Позиция в отношении первого лица тоже, да?

– Посмотрите опросы общественного мнения. У нас население едино в отношении первого лица в государстве. Мы ж за рейтинг? Нельзя навязывать людям то, что им не нравится и будет вызывать отторжение. Из любви к искусству? Чистого причем?

*Slon получил неверную информацию и неверно пересчитал данные. Бюджет Russia Today не больше бюджета радиостанций, контролируемых Broadcasting Board of Governors.

Наталия Ростова

Slon.ru