15 ноября стало известно, что 14 российских телевизионных каналов объединились для создания новой профессиональной телевизионной премии. В новое партнерство вошли практически все учредители Академии российского телевидения и премии «ТЭФИ» — включая и те каналы, которые давно покинули академию из-за противоречий с коллегами. Неясно, сохранится ли в такой ситуации премия «ТЭФИ» и что будет с АРТ. Обладатель «ТЭФИ» Анна Голубева спросила об этом декана факультета медиакоммуникаций ВШЭ, медиааналитика Анну Качкаеву, которая состоит в академии более 10 лет и присутствовала при историческом моменте учреждения «ТЭФИ» в 1994 году.
Анна Качкаева на встрече представителей новостных СМИ по поводу развития медиаотрасли в России, 2013© ИТАР-ТАСС
— Как вы узнали про новую индустриальную премию?
— Из звонков коллег, которые просили прокомментировать новость. Я в этот момент только прилетела из командировки и просто не успела еще ни во что вникнуть.
— То есть вы, академик АРТ, о новой премии не знали?
— Нет, членам академии ничего никто не сообщал. Насколько я понимаю, и члены правления НАТ — по крайней мере, те, с кем я разговаривала, — тоже узнали о том, что они стали учредителями новой премии, из СМИ. Вот завтра начинается конгресс НАТ — очень хочу посмотреть, что там по этому поводу будут говорить.
— Странно как-то.
— Ну, не то чтобы для меня это стало таким уж сюрпризом — слухи о возможности какого-то нового отраслевого партнерства до меня доходили, и это казалось логичным — после того, как три крупнейших телеканала вдруг договорились, что будут вместе выбирать медиаизмерителя (компанию, которая оценивает телесмотрение и считает рейтинги. — Ред.). Это ведь еще более давняя, важная и болезненная проблема. Казалось, наступил момент распутывания, точнее, разрубания гордиевых узлов, которые завязались не год и не два назад — а все семь, а то и десять. Но я все-таки думала, что в случае с «ТЭФИ» как-то учтут историю премии и мнение людей, состоящих в российской телевизионной академии, — а их, на минуточку, 550. Или хотя бы вспомнят о рабочей группе, которая искала способы реформировать академию.
— Что это за группа?
— Она была создана в академии после того, как решили не проводить в 2013-м национальный конкурс «ТЭФИ», и в нее вошли люди, которые были готовы предлагать и обсуждать пути выхода из кризиса.
— Вы в нее входили?
— Да, но в последнем заседании не участвовала. Знаю — многие это заметили, — что некоторые идеи, предлагавшиеся участниками того заседания, легли в основу новой премии. Что, наверное, неплохо — только непонятно, почему нельзя было воплощать их в жизнь в рамках АРТ? Что мешало довести до ума реформу «ТЭФИ»? Зачем создавать новую премию, если идеи те же и учредители те же? Вот этот пресс-релиз новой премии — он же потрясающий просто. Констатируется, что Академия российского телевидения не смогла преодолеть разногласия и поэтому создается новое партнерство. Где логика, дорогие друзья? Это же не кто-то, а вы сами и не смогли преодолеть противоречия. Почему нельзя было вернуться в академию и реформировать ее? Такое ощущение, что хотелось просто избавиться от академиков и начать все с чистого листа.
— То есть академиков теперь не будет? Или будут новые академики? Судя по интервью Павла Корчагина, каждый медиахолдинг будет выдвигать в жюри своих представителей.
— Непонятно, кто и по какому принципу их будет выбирать. Кто такие эти 20 выборщиков от каждого холдинга? Да, в АРТ были вопросы о членстве — но под этим была какая-то логика: академиками становились лауреаты «ТЭФИ», авторитетные в отрасли люди, руководители каналов. А тут логика никак не обозначена. Да, в АРТ были проблемы с академиками — часть из них инертна и плохо знает, что в индустрии происходит. Кто-то ленив, кто-то занят и не в состоянии отсматривать конкурсные работы, кому-то было просто безразлично, что делается в академии. Но кто сказал, что люди, выдвинутые холдингами, будут иными? Каким образом их обяжут смотреть лучше? Назначенное жюри вряд ли сделает процесс более прозрачным и логичным. Много было упреков, что на «ТЭФИ» все голосуют по сговору — и голосуют неправильно. А теперь что — все правильно будут голосовать?
— А как вы в целом оцениваете концепцию новой премии?
— Пока о ней известно мало. Главное — какие будут критерии. В индустрии и так беда с этим. И так непонятно, кто у нас авторитеты и судьи. Как вот надо относиться к телеакадемикам, которые в прямом смысле разжигают в эфире ненависть? Что делать, когда телеакадемик в эфире государственного канала говорит — не важно, о мигрантах, геях или ком-то еще: «Ладно, мы их не будем убивать, пусть живут»? Надо ли понимать, что авторы всяческих «Анатомий протеста» теперь смогут претендовать на индустриальную премию? Многое непонятно. Почему, например, номинировать можно только передачи, которые были в национальном эфире? Откуда мысль, что ни один региональный канал не может тягаться с каналами общенациональными? Мне кажется, это ошибка.
— Михаил Лесин говорит, что «ТЭФИ» остается, что академия и новая премия могут сосуществовать.
— Как могут сосуществовать две премии, если у них одни и те же учредители? Что будут делать учредители «ТЭФИ»? Если они уйдут из академии — что с ней тогда будет? Или они останутся и там, и там? Будут вносить средства и на денежную премию — и на изготовление статуэток-Орфеев?
— А если «ТЭФИ» останется только в виде регионального конкурса — кто будет эти статуэтки присуждать? И не очень понятно, как: федералам — деньги, а регионалам — статуэтки?
— Вот именно. А мне жаль, например, что своих Орфеев не получит следующее поколение работников национального эфира. По-моему, скульптура работы Эрнста Неизвестного дороже, чем денежный приз. И ведь это уже символ, за ним стоит история. Кстати, региональные академики тоже узнали обо всем из новостей. А между тем 2 декабря — финал «ТЭФИ-Регион» в Екатеринбурге. И все в недоумении — а как это все теперь будет выглядеть?
— Как вы смотрите на то, что учредители новой премии — не каналы, а медиахолдинги?
— Это мне вообще непонятно. Теоретически в этом случае владельцы получают право влиять на премии. Я, вообще говоря, не знаю ни одной индустрии в мире, где бы от имени владельца назначали выборщиков для присуждения профессиональных премий. Вы вот можете себе представить, что, скажем, французская компания Bouygues (крупная промышленная группа, владеет наряду со строительным бизнесом сотовыми операторами и известным телеканалом TF1. — Ред.) начинает выдвигать работы на телевизионную премию? И назначать членов жюри? Кто будет в холдинге это решать? Совет директоров? Общее собрание? ВГТРК будет собирать все 17 тысяч своих сотрудников? Не говоря уже о том, что в одном медиахолдинге семь каналов и три радиостанции, а в другом — только два канала.
— Может, это был такой вынужденный ход — раз профессиональное сообщество столько лет уже не может между собой договориться?
— Ясно, что надо было что-то делать. Но вот таким ли способом? Чтобы учредители академии, не сказав никому ни слова, перебежали в новый альянс и учредили новую премию, демонстрируя при этом полное пренебрежение к коллегам? Президент АРТ Михаил Швыдкой умывает руки и ничего не комментирует. Вице-президент АРТ Павел Корчагин становится президентом комитета по новой премии. Это, конечно, вполне отражает телевизионные нравы — такое привычное хамство теленачальства. Собрались и между собой все решили. А чего еще с вами советоваться, разводить демократию, собирать совещания?
— В общем, это получается не столько премия коллег по цеху, сколько премия от руководства.
— Да, премия выборщиков. И делается все это одной начальственной волей. Очень чувствуется желание силой сломать ситуацию и сдвинуть дело с мертвой точки.
— Интересно, а почему без этой воли — вы ведь Михаила Лесина имеете в виду? — ничего не двигалось, а ему сразу удалось все сдвинуть? Он же все-таки не в кресло министра вернулся — он равный среди равных, игрок рынка, а не регулятор.
— Ну, можно только предположить, что его воспринимают не как равного, а как носителя сильной руководящей воли. И потом, он очень давно и хорошо знает всех игроков, все обстоятельства и нюансы, знает, на кого какие аргументы лучше действуют. А главное — независимого, саморегулирующегося рынка у нас в этой сфере так и не возникло. Но возникла привычка слушаться начальственного голоса.
— В релизе комитета уже назначена дата церемонии награждения новой премией — в конце июня. Хотя у премии пока нет ни названия, ни символики, ни четких принципов, ни оргкомитета. Думаете, успеют?
— Ну, если действовать так же решительно, то отчего ж нет — можно всех построить. Собственно, выбора теперь нет — чтобы сохранить лицо, надо будет провести эту церемонию. Другое дело — как к этому отнесутся сами телевизионщики. Кто-то, конечно, согласится примкнуть, но многие будут настроены критически. Консенсуса внутри сообщества за это время вряд ли удастся добиться.
— «ТЭФИ» на этом прекратит свое существование?
— Я не исключаю, что, наломав всех этих дров и посмотрев на то, что случилось, члены нового партнерства поймут, что ситуацию надо исправлять. И если они хотят консенсуса и отраслевого развития, им все-таки придется собирать академиков, как-то с ними объясняться и до чего-то договариваться. Может быть, это случится в Екатеринбурге. Может быть, еще не поздно. Иначе-то все равно не выйдет. Легитимность национальной премии создают наличие внятных критериев и авторитет тех, кто ее вручает.
— И возраст. Обидно эти 20 лет истории «ТЭФИ» взять и выкинуть на помойку. Не так уж много у нас в отрасли традиций.
— И давайте еще не забудем, что на протяжении этих двадцати лет академия каждый год вручала «ТЭФИ» за вклад в развитие телевидения. Людям, которые наше телевидение создавали и до сих пор работают, — и тем, кого уже с нами нет. И куда мы это выкинем? Вот Эдуард Сагалаев мне в Фейсбуке написал, что «ТЭФИ» останется в истории и ему его премия за вклад всегда будет дорога. Но почему ж надо других лишать возможности, в свою очередь, получить премию за вклад? Зачем эту преемственность разрушать?
— Тем более что в индустрии не появилось толком ничего объединяющего, кроме «ТЭФИ», — у телепрофессионалов нет ни своего профсоюза, ни своего творческого союза.
— Поэтому я всегда, несмотря на все претензии, весь скепсис и критику в адрес «ТЭФИ», считала, что она нужна. «ТЭФИ» — премия профессионального сообщества. Цех выбирает лучших, цех говорит: вот чему можно следовать, вот наши цеховые критерии, вот планка. В этом ее миссия — так же как у «Эмми» или «Оскара». Премий разного рода — тематических, локальных — в нашей индустрии много, но ни одна из них не имела такого статуса и ценности, как «ТЭФИ». При всех спорах и противоречиях «ТЭФИ» все-таки ассоциировалась с представлениями о творчестве, качестве и профессионализме. Национальная профессиональная премия не может быть междусобойчиком. И, по моему глубокому убеждению, таких премий не может быть две или три, это нонсенс. Общенациональная телевизионная премия может быть только одна.
— Вы упомянули «Эмми», премию, с которой в американской Академии телевизионных наук и искусств тоже были большие проблемы. И споры, и суды, и отмена трансляций. Но в конце концов все разрешилось, не в последнюю очередь за счет увеличения числа академиков и числа номинаций.
— Да, в телеакадемии США несколько тысяч членов, этим обеспечиваются объективность и независимость. Американская академия была ориентиром, когда создавалась «ТЭФИ», и многим из нас казалось, что наша академия должна расширяться. Мы, конечно, по сравнению с «Эмми» очень юные — американской академии 80 лет, а нашей еще 20 не исполнилось. И очень бы хотелось верить, что и мы переживем свои детские болезни и нынешний распад не станет окончательным. Если к этому так можно отнестись — надо это артикулировать, чтобы люди могли увидеть какую-то перспективу.
— А вы ее видите?
— Ох, не знаю. Тут вот что важно отметить. Главные герои всей этой драматической истории — люди уходящей телевизионной эпохи. Это все давние споры, старинные амбиции и сюжеты прошлого века. А нужна ли эта премия новому поколению телепрофессионалов? Еще несколько лет назад некоторые мои студенты говорили, что хотели бы иметь признание профсообщества, мечтали бы получить бронзового Орфея из рук уважаемых ими людей. А что сейчас? Оно им вообще надо? Главное — чтобы перспективу видели они.