Юрий Метелкин, "Старое радио": «Е-мое, затерли!»

Некоммерческий сайт «Старое радио» называет себя «национальным аудиофондом» — и это не очень большое преувеличение. На нем можно найти записи голосов Маяковского и Солженицына, мегабайты оцифрованных взрослых и детских передач, радиоспектаклей и постановок, некогда транслировавшихся через радиоточки на всю страну и увлекавших миллионы человек. Поиском затерянных архивов радиостанций, оцифровкой старых магнитных пленок занимается один человек — бывший вокалист ВИА «Синяя птица» Юрий Метелкин. COLTA.RU поговорила с ним о том, почему он предпочитает радиоспектакли аудиокнигам, почему он против Гостелерадиофонда, как он спасает уникальные записи, как он хотел возродить радио на средних волнах и почему из этого ничего не получилось.

На встречу Юрий Иванович пришел с маленькой собачкой по имени Парамон.

— Я читала ваши интервью, и ни в одном из них вы не рассказываете, что предшествовало «Старому радио», как оно получилось. Вы же пели в «Синей птице»?

— Пел я тысячу лет назад. И с удовольствием продолжал бы это дело, если бы популярная эстрада России не упала ниже плинтуса. Позднее мы с друзьями исполняли лучшую музыку мира на прекрасной ресторанной площадке в Москве. Весь город ходил нас слушать, все знаменитости, включая Ларису Долину и сестер Зайцевых. В Москве в 70-е годы живые оркестры были во всех ресторанах. Но было три-четыре заведения, самых мощных, самых лучших, где сидели очень серьезные команды, гораздо более профессиональные, чем группы, выступавшие на официальной сцене. Например, в загородном ресторане «Русь» в Салтыковке сидела команда Жени Гаврилова. У них был прекрасный вокалист Толик Гореев — он умер недавно, — которого знала вся Москва. Он пел Стиви Уандера и Джорджа Бенсона, то есть все лучшее, что было создано в мире музыки на тот момент. А на официальной эстраде в это время пели про партию, комсомол и БАМ. Из-за этого я и ушел из «Синей птицы». Нам было стыдно за концерты. Реально я краснел на сцене. Люди приходили на нас, хотели получить удовольствие, а мы им — песни про партизан и войну. Короче, я от этого дела сбежал. Но я закончил с профессией как исполнитель, а как потребитель никогда с ней не расставался. Если ты человек творческий, то тебе так или иначе надо как-то реализовываться. И «Старое радио» стало для меня таким вот внутренним поиском.

— То есть мечтой детства оно не было?

— Это и не могло быть мечтой детства! Потому что в детстве было восхитительное радио, существовавшее за государственный счет. Средние и длинные волны, которые принимались везде и всегда, и этому счастью, казалось, не будет конца. Я имею сейчас в виду именно литературные постановки. Это был уникальный период, его, как я везде говорю, нам надо знать, любить, пользоваться им и передавать, как драгоценность, детям, внукам и правнукам. Ничего подобного мы уже больше не создадим. Радиоспектакли — это уникальная вещь. Честно говоря, я этим никогда особо не интересовался. Просто совпало несколько вещей. Первое: я часто ездил в машине на дальние дистанции. По восемь часов в дороге проводил. Плюс дочка в салоне, мы с ней ездили к бабушке на дальнюю дачу в Белоруссию. И получалось, что и ей нужно было что-то в машине ставить, и мне что-то для себя крутить, пока она дремлет, — это ведь, считай, полдня дороги. Короче говоря, нужно было что-то откуда-то брать. Конечно, дома все это было, но на виниле. В машине же пластинку не поставишь, поэтому я стал переписывать все на кассеты. А поскольку ездили мы каждое лето, и дочка росла, и в какой-то момент «Маша и Витя против диких гитар» ей интересными быть перестали, мне постоянно приходилось разыскивать что-то новенькое. В продаже этого было не найти, и я искал по знакомым. В результате у нас росла коллекция радиопостановок, которая, само собой, не выбрасывалась, но где-то пылилась.

— Такого жанра, как аудиокнига, тогда еще не было?

— Аудиокниги стали появляться где-то в 1995-м, и, честно говоря, это была отчаянная гадость. Я прямо представлял себе, как некая группа дилетантов-самозванцев — не из профессии, не из цеха — решает подзаработать, находит два-три более-менее известных голоса и одним махом записывает всю русскую классику, подложив под нее Моцарта, наигранного на пластмассовом синтезаторе Casio с гнусным звуком. Я когда столкнулся с этой историей, то не сразу сообразил: послушал одну аудиокнигу, потом вторую, третью. Все стало ясно на седьмой — я просто перестал понимать, что слушаю. Один и тот же голос читает Достоевского, потом Пушкина, не по ролям, не по режиссуре. Помню, мне как-то принесли 160 гигабайт таких вот книг, я их все стер. Потому что это как если бы кто-то вместо того, чтобы пойти в музей и посмотреть реальную живопись, захотел рассматривать ксерокопии картин.

— Я все поняла. Значит, ваша коллекция началась с «Маши и Вити против диких гитар»?

— Не началась, а стихийно собралась. Потом наступила какая-то пауза — дочка выросла, стала заниматься совсем другими вещами. Я тоже на тот момент находился в каком-то своем бизнесе, абсолютно техническом: доставка лекарственных препаратов. Время от времени меня посещала мысль: интернет — интересная вещь, как бы найти в нем что-то такое? Четкого определения — хочу я зарабатывать в интернете или не хочу — у меня не было. Просто хотелось загрузить себя чем-то интересным. Пить пиво и играть в домино было скучно. Шло время, а я все обмыливал эту тему, мылил ее и вдруг осознал, что радио превратилось в гадость, что там одна реклама колготок и втюхивание лекарств старикам.

© NedoSMI.ru

— Когда это вас осенило?

— Десять лет назад. Зона бедствия тогда проявила себя во всей красе — прямо на бровях сидела. Какое бы радио я ни включал, везде была одна и та же реклама колготок. У меня просто выбора не было. Я достал все эти пакеты с пленками и стал слушать в дороге радиопьесы, которые когда-то ставил для дочки: детские, взрослые, все подряд. Больше всего любил слушать случайно добытую юбилейную запись радиостанции BBC1982 года. Три кассеты, уложенные в один пластиковый бокс, с записью «Одного дня Ивана Денисовича» Солженицына.

— А кто читал?

— Он сам — Солженицын! Но в 82-м я не очень понимал всю архиважность таких записей. Это было задолго до того, как я начал спасать, собирать, хранить весь этот культурный пласт, чтобы было что предъявить последующим поколениям. Да и оказались у меня эти кассеты случайно: кто-то был в гостях проездом и попросил передать их друзьям в Минск. Естественно, я просьбу выполнил, но перед этим сам их прослушал. Ну да, было интересно. Я не был сильно политизирован, чтобы упереться в тот факт, что я слышу голос Солженицына, поэтому просто послушал с удовольствием и отдал подарок. Спустя время выяснилось, что я не нарочно одну из кассет в боксе подменил кассетой с какой-то музыкой. То есть у меня осталась одна из частей «Одного дня Ивана Денисовича» в исполнении Александра Исаевича — кассета на 90 минут. Шло время, я как-то поставил ее и подумал: «Господи, а где же остальные-то кассеты?» Я позвонил в Минск, спросил: «Ребята, где та бесценная запись?» А они: «Какая еще запись?» Объясняю: «Ну как же — BBC, Солженицын?» А они мне: «Да хрен ее знает! Мы Boney M на нее записали, кажется». Е-мое, затерли!

«Один день Ивана Денисовича». Читает А.И. Солженицын

— Я просматривала каталог «Старого радио». Есть вещи, конечно, просто уникальные — например, «Облако в штанах» в исполнении Маяковского. Хотя, наверное, вы главным раритетом считаете что-то другое.

— Помню, мне позвонили люди с BBC и предложили сделать интервью. Я ответил, что с большим удовольствием, потому что живу под лозунгом: все, кроме некролога. И Севе Новгородцеву рассказывал, что храню запись вечера в ЦДЛ в 70-х годах. Я не могу поставить ее в эфир — это, что называется, неформат, — но она у меня есть. И это уникальный материал. Единственная кассета, которая случайно нашлась в шкафу ЦДЛ; так называемая служебка, или служебная запись. Тогда ведь все вечера записывались, чтобы, если вдруг что, можно было поставить запись и доказать, что это говорил не я, а он. Вот такие кассеты я считаю самыми ценными. Я ходил по разным домам культуры, по всем этим ЦДРИ, ЦДЛ, Дому актера, и говорил: «Друзья, смотрите, я сделал проект, где вы можете увековечить весь ваш культурный пласт. Вам не нужно платить за это деньги, вам нужно лишь проявить добрую волю и отдать мне эти записи на несколько дней. Потом я их верну, а на сайте выложу их от вашего имени». Кто-то понял сразу, кто-то не понял до сих пор. Например, Дом актера на Арбате. Там работает такая тетенька глубоко за, заведующая фонархивом. Она не знает, что такое интернет. Она на меня смотрит и спрашивает: «А кто вы такой? Кто вас уполномочил всем этим заниматься?» Я ей объясняю, что никто меня не уполномочивал, что это у меня просто такая этическая позиция и я хочу все спасти. «А что такое интернет?» — спрашивает она меня. В конце концов она все-таки выдала мне несколько пленок, которые все оказались шедеврами. Например, не опубликованная нигде раньше запись с Эрастом Гариным, где он играет «Обыкновенное чудо» на капустнике в Доме актера. Можете себе такое представить? Этой записи цены нет! И она в таком плачевном состоянии была — я еле оттуда звук вытащил. То есть они мне ее дали, чтобы посмотреть, хорошо ли я делаю свою работу. Господи, да я на этом уже собаку съел! Короче, я все им вернул, похвастался тем, как получилось, но их это уже не интересовало. Я спросил, не дадут ли мне еще пленок, но мне ответили: «Нет, мы все сдаем в Гостелерадиофонд».

Эраст Гарин в «Обыкновенном чуде». Спектакль Театра киноактера, 1973 год

— Честное слово, я только из ваших интервью поняла, что Гостелерадио все еще живо.

— Живо, конечно. И я сначала очень сильно на них наезжал. Я говорил: вы — могила нашего культурного наследия. Но потом понял, что это не их вина. Государство поставило Гостелерадиофонд в условия зарабатывания денег, что бред и нонсенс в страдающей от бескультурья стране. 500 р. минута — это бред и нонсенс!

— Простите, я не очень понимаю. Фонд, в котором много чего хранится, все это продает?

— У них потрясающий архив. Миллионы бесценных записей. Но для того, чтобы вам взять оттуда, скажем, «Незнайку в Солнечном городе» — 38 минут, по 19 минут с каждой стороны пластинки, — вам нужно: а) туда прийти; б) порыться в каталогах, совершенно архаичной системе, заведенной много лет назад; в) заплатить за пользование этим самым каталогом. А потом, если «Незнайка» найдется, заказать оцифровку. А теперь помножьте 38 минут на 500 р. Сколько получается? Девятнадцать тысяч? Именно столько будет стоить ваша аудиокопия сказки Носова.

© NedoSMI.ru

— Одним словом, никто этим не пользуется.

— Нет, конечно. Только если вдруг находится какой-то безумный издатель аудиокниг, который считает, что ему надо издать радиоспектакль «Циники» Мариенгофа, в котором играет прекрасный Александр Романцов, знаменитый, недооцененный общественностью актер и чтец. Спектакль идет что-то в районе двух часов. Как поступает безумный коммерсант? Он приходит в Гостелерадиофонд, платит только за звук две тысячи долларов, потом еще, условно говоря, 200 тысяч рублей за лицензию на тиражирование. И эти деньги никогда к нему не вернутся, а сами диски будут продаваться всю его жизнь. Публика вымерла! Те, кто мог бы спросить в магазине «Циников» с Александром Романцовым, умерли. Вот почему в Гостелерадиофонд за нашим золотым культурным наследием никто не приходит. Плюс деньги. Все платно. И где платно? В стране, которая с ума сошла от бескультурья? Где в каждый подъезд радиоспектакли нужно впихивать бесплатно и насильно? Где людей надо заставлять слушать радиопьесы, чтобы они не оскотинели окончательно?

А. Мариенгоф. «Циники». Радиоспектакль с участием А. Романцова

— То есть вы хотите сказать, что за все то время, что вы занимаетесь «Старым радио», ни один коммерсант не захотел помочь вам или Гостелерадиофонду?

— Как это — помочь?

— Ну, скажем, профинансировать оцифровку записей.

— Знаете, когда дом горит, о шапке не думают. Люди выживают в условиях того безумия, которое сейчас в России происходит. Когда капал золотой дождь, можно было завести технологии, оснастить города, дать рабочие места, привнести смысл какой-то в жизнь людей. Но ничего не было сделано, все было украдено. Всеми важными аппаратами в стране управляют дебилы — ракеты падают, поезда сходят с рельсов, — а люди, которые, по идее, должны выйти на улицы, как египтяне на площадь Тахрир, спиваются, скуриваются и сшириваются. Несчастная Россия с начала прошлого века потеряла весь лучший генофонд, и он кричит с того света, а на этом его не слышно. Короче, я думаю, что ничего хорошего не будет: Россия сдохнет, если только не случится в очередной раз какое-то чудо. Для того чтобы выросли такие, как вы, нужны столетия.

— Зря вы меня хвалите. Я с трудом разбираюсь в том, о чем вы говорите. Да, я знаю Эраста Гарина, но об Александре Романцове никогда не слышала. Не хватает знаний, не хватает обычного домашнего образования. У вас в предисловии на сайте сказано что-то про уровень государственной политики. Есть подвижки?

— Никакого понимания на государственном уровне нет. Я стучался к ним еще в 2007-м. Денег было валом — просто море, — и я придумал сделать проект радио на длинных и средних волнах на всю Россию и все страны СНГ. Радио без новостей и рекламы колготок, но не в интернете (как получилось впоследствии), а в живом эфире. Планировался диктор в старой советской манере: «Здравствуйте, дорогие радиослушатели, сейчас вы будете слушать радиопьесу такую-то». И потом два часа идет радиоспектакль. Мне казалось, ну чего лучшего желать-то?! И восемь месяцев я создавал технико-экономическое обоснование. Потому что вопрос был не в том, как зайти наверх, а с чем зайти. Я провел переговоры со всеми центральными фигурами: я был в РАО и разговаривал с начальником юридического департамента, я был в РТРС, где мне дали список всех частот и всех передатчиков на территории бывшего СССР. Словом, я разработал все, включая штат и зарплату сотрудников.

— И сколько вышло?

— Вышло примерно столько же, сколько выходит на финансирование радиостанций типа «Маяк». Порядка 800 миллионов рублей. Для государства это вообще ничто — даже не на спички. Я договорился о встрече с главой Роспечати Михаилом Сеславинским и отправился на нее с Давидом Яковлевичем Смелянским, крупнейшим продюсером различных театрально-оперных постановок. Мы сели, и я вкратце объяснил, чего хочу. Понимаете, у меня не было времени рассказывать, что под триста миллионов человек во всем мире этого ждут, что в провинции нашей российской нет ничего, кроме зомбоящика. Я не стал тратить время на долгую историю о том, что в зоне бедствия находится вся русскоязычная диаспора в странах СНГ, которую в одночасье отключили от всего русского. Я не стал говорить, что русский язык передается не через директивы и пленумы ЦК КПСС, а через интересное. А интересное у нас только одно — радиотеатр. Сеславинский только спросил: «А кто будет слушать радио на средних волнах?»

— Действительно — кто будет слушать радио на средних волнах? Там вообще есть радио?

— «Маяк» только с этого года прекратил радиовещание на средних волнах. Осталось только «Радио России», но оно тоже уйдет, наверное. И я считаю это изменой, предательством культурных интересов нации. В любой деревне еще ламповые радиоприемники прекрасно работают, люди маются в домах престарелых в 80 или 8000 км от Москвы и живут только средними волнами. А любая частота на УКВ стоит миллионы долларов. А я не коммерческий проект. Я не хочу ничего продавать. Вот это добро не должно доставляться людям за деньги. Они и так вынуждены платить за интернет, за электричество, компьютер покупают, или айпэд, или айфон. Хватит с них. Я сам оплачиваю свою прихоть, денег ни у кого не беру. Можно сказать, что идею я свою осуществил. Радио запущено. 70 стран мира ежесуточно. При этом я в рекламу ни сантима не вложил — все идет само по себе. Я вообще не занимаюсь пропагандой себя — Юрия Метелкина, я это все в молодые годы прошел. Так, для удовольствия я иногда на Mail.ru захожу и вижу, что самые крупные такие: первым идет «Эхо Москвы», потом — «Голос России», который еще иногда меняется местами с «Русской службой новостей», и — «Старое радио».

— Есть у вас самый любимый радиоспектакль?

— На самом деле — очень много. Все старые радиопостановки — шедевры. Тогда была школа, в которой существовал, условно говоря, ГОСТ, стандарт качества. Все силы напрягались для создания одного радиоспектакля. Заказывали лучшего композитора и оркестр, который исполнял сочинение. Играли в радиотеатре только звезды. И все это в СССР стояло на потоке и оплачивалось за государственный счет. Мой любимый пример: давайте перенесем создание одной радиосказки на американскую площадку. Если у нас играли Яншин и Грибов, то там будут Де Ниро и Микки Рурк. Музыку напишет какой-нибудь Нино Рота, а исполнит Филадельфийский филармонический оркестр. И приедет еще студия Sony и все это запишет. Что получится? 18-минутная пластинка стоимостью миллионы долларов. Внимание — вопрос: найдите мне альтруиста, готового отдать миллион на сказку.

— Сейчас радиотеатр как жанр вымер окончательно?

— В Москве есть только одна студия, работающая в жанре классической старой советской школы. Возглавляет ее Виктор Трухан, который учился радиоискусству еще у старых мастеров. Его учительница Елена Резникова выпускала на виниле потрясающие поэтические серии — «Поэзия Китая», «Поэзия Японии», «Поэзия Франции», «Поэзия Испании», которые миллионными тиражами расходились по СССР. Они есть все на «Старом радио». Естественно, ее ученик стал последним из могикан. Трухан единственный, как мне кажется, кто все еще пишет радиоспектакли: приглашает актеров, вместе с ними расписывает сценарий. Единственный момент: он не может заказать оркестр Большого театра и записать, слишком дорого. Ну и еще спектакли его длятся четыре-пять часов. То есть это не такие компактные формы, как раньше, а многосерийки, чтобы «Бесов» Достоевского можно было месяца на три растянуть.

Что происходит во всем остальном мире, я не знаю. Полагаю, что в качестве единичных вещей в мире происходит буквально все, и радиопостановки в том числе. Конечно, тот век ушел. Но в Европе люди пользуются этим багажом спокойно. А мы своим багажом пользоваться не можем, потому что у нас все под замком. А у руля оказались люди, которые решили: «А давайте мы сейчас всем рабыню Изауру в голову воткнем!» И воткнули.

© NedoSMI.ru

— А скачать у вас нельзя, верно? Трагедия какая.

— Знаете, когда прокуратура хочет посадить человека, она присылает проверку. Это игра. Так вот то, что на «Старом радио» ничего нельзя скачать, тоже игра. Все прекрасно понимают, что я не могу никому запретить установить на компьютере элементарную программку, захватывающую звуковой поток. Кому надо, тот заходит на сайт, вызывает из коллекции любое произведение Бунина, нажимает на кнопку — и пишет его себе на компьютер. Таким образом записи расходятся и пересохраняются. Разрешить скачивание я не могу — как только я открою эту опцию, на меня набросятся все эти органы, — а препятствовать не собираюсь.

Метелкин заглядывает под стол и обнаруживает там свою собачку: «Господи, Парамосик, я и забыл, что ты у меня тут! Маленький ты мой!.. Это ты пить хочешь, может быть?.. (Обращается к официанткам.) Девочки, а не нальете для этого мальчика водички? (У официантки вытягивается лицо, и она удаляется за ширму.) Вот видите, а в Италии проблем с этим вообще не возникает. Ты заходишь в ресторан, и они уже через пять минут несут плошку с водой. Вот вам отсутствие “Старого радио”!»

— Сколько сейчас в коллекции «Старого радио» аудиопьес?

— У меня только литературного искусства в ротации «Старого радио» 18 тысяч фонограмм. А на всех остальных проектах — у меня же помимо «Радио» есть «Энциклопедия звука» — все 25 тысяч. Гибнет очень много. Ведь как произошло с Иркутском (год назад Юрий Метелкин вывез из Иркутска 22 тонны магнитофонной пленки на бобинах с архивом Иркутского радио за последние 60 лет. — Ред.)? Люди просто не знали, что с этим архивом делать, не понимали, как его хранить, и — о счастье! — сообразили отдать его мне. Вообще я часто об этом говорю — и на радио, и на телевидении: друзья, если у вас есть что отдать, пишите мне.

— И вы сами оцифровываете звук с патефона и с чего угодно?

— С любого носителя. Кроме эдисоновских восковых валиков, на которые Льва Толстого записывали. Они в Литературном музее или в Ясной Поляне, естественно, хранятся, но пока мне не звонили, не предлагали их оцифровать. Вообще, если я сейчас начну рассказывать, сколько звонят и сколько всего предлагают, у вас гигабайты на диктофоне кончатся. Но вот самый знаменитый пример: от одного дедушки из Рязани мне передали сумку с пленками. И в этой сумке оказались записи легендарной передачи Всесоюзного радио «С добрым утром и с хорошим днем». Ее помнят все, кому хотя бы лет 45. В архивах Гостелерадио от нее не осталось ничего, даже позывных: все размагнитили. А рязанский дедушка записал 54 передачи. Ему за это надо в ноги поклониться! Знаете, есть такие форумы, где сидят люди, увлеченные радио? Например, «Ламповые души». Так вот, когда я написал им, что нашлась передача «С добрым утром», там упали в обморок все. Но это редкая удача. Со временем все труднее находить новые вещи. Перебираешь пластинки, которые приносят, и отмечаешь про себя: это уже у меня есть, и это есть, есть, есть…

— Вот поэтому я вам и постеснялась принести свои пластинки. Наверняка они уже у вас есть.

— А не надо было стесняться. Для нас, знаете ли, главное не звук, который можно поправить, а информация. Даже если у вас пластинка битая или со сколом, все равно приносите. Если у меня в коллекции ее нет — все, удача, нашлась, давайте ее сюда.

Выбор Юрия Метелкина: радиопередачи и радиоспектакли из архива «Старого радио»

1.
«Клуб знаменитых капитанов. Встреча 1-я. Традиции народов Земли». Запись 1945 года.

2.
Жюль Верн. «Пятнадцатилетний капитан». С участием В. Сперантовой. Запись 1947 года.

3.
Радиопередача «Угадайка». Выпуск 81. Запись 1951 года.

4.
«КОАПП о событиях невероятных». Запись 1965 года.

5.
«В стране литературных героев. Гена при дворе короля Артура». Запись 1972 года.

6.
Эрнест Хемингуэй. «Кошка под дождем». Читает Мария Бабанова. Запись 1977 года.

7.
«Волшебное такси. Поездка 1. Слоненок пошел учиться в мышиную школу».

8.
«С добрым утром». С участием Г. Вицина и Е. Ауэрбах.

9.
Агата Кристи. «Преступление со счастливым концом». Запись 2003 года.

Colta.ru