Сегодня мы наблюдаем, как закрываются проекты, в которые инвестировали два года или год назад. Сколько всего было проектов, которые получили деньги? По данным РВК, в 2010 году было совершено 59 сделок. В 2011 году была заключена 141 сделка, в 2012 году — 168.
Мы спросили известные фонды, сколько проектов у них есть и сколько из них оказались неудачными: у Runa Capital в портфеле 38, два из них недавно были свернуты. Рост показывают LinguaLeo, Eсwid, NGIИX. Almaz Capital произвел 15 инвестиций, и только одна, в Travelmenu, оказалась неудачной, но фонд совершил три удачных выхода (Yandex — IPO, QIK — продан Skype, Vyatta — продана Brocade). Как рассказали в ABRT Venture Fund, за последние 3 года все инвестиции были с плюсом. Выходы из KupiVip, Acronis, AutomatedQA были также положительными.
ABRT Venture Fund имеет в портфеле 9 проектов, один из них (Drimmi) оказался неудачным. При это фонд уже сделал серьезный выход из KupiVip.
Что должно быть известно и понятно каждому, кто интересуется венчурными инвестициями в IT? Этот рынок работает по одному простому правилу. Правило можно сформулировать 30/40/30. Оно означает — 30% проектов портфеля не выстреливает, 40% — это очень слабые проекты, и только остальные 30% действительно показывают отличный результат. Если из портфеля в 20 проектов выстрелили 3–4 проекта, считайте, жизнь фонда удалась.
Runa Capital
Дискуссии о крахе венчурной индустрии, развернувшиеся после закрытия нескольких проектов, не совсем понятны профессионалам. В портфелях венчурных фондов десятки проектов, и если из них свернуты два, это ничего не значит. Рейтинги неудачных проектов и разговоры о „проблемах“ отрасли, последовавшие за закрытием стартапов, выглядят странно и демонстрируют непонимание принципов функционирования венчурной индустрии теми, кто создает этот шум. Когда инвестор останавливает финансирование стартапа, он заботится о времени больше, чем о деньгах. На мой взгляд, лучше закрыть проект раньше, чем оттягивать его смерть и тратить на него ресурсы. Это и случилось с ClipClock, который не оправдал надежды как самостоятельная компания, но смог создать рабочую технологию.
Проекты открываются, закрываются, и нет в этом ничего страшного. У большого количества фондов 90% проектов закрываются к моменту окончания срока фонда. Венчурный фонд на то и венчурный, т. к. высокорискованный. Мы вкладываем просто потому, что верим в команду, в свое чутье, в рынок, в пользователя во всем мире. Кроме того, большая часть венчурных фондов вообще убыточна. В той же Силиконовой долине, я вас уверяю, отношение количества созданных к количеству закрытых компаний такое же, как и у нас, т. к. там больше создается и больше закрывается. Только предприниматель в Америке сразу идет делать следующий бизнес. Когда проект закрывается, то фонду остается то, что изначально было прописано в инвестиционном договоре, но на самом деле, не имеет значения, что останется — фонд не будет строить компанию, не будет искать команду, которая что-то сделает. Максимум выгоды — имеющееся ПО продается портфельной компании или сторонним компаниям, и фонд идет дальше.
Если обращаться к общемировой статистике за последние несколько десятилетий, то 4 из 10 проектов закрываются, принося убытки. Это обычно все инвесторы учитывают, когда строят модель фонда. При этом та же статистика говорит, что успех распределен крайне неравномерно среди фондов. Топ-10 фондов на каждом рынке зарабатывают, в то время как остальные венчурные фонды в основном теряют деньги. Этому есть объяснение. У топовых фондов есть доступ к 100% проектов на их рынке, и они могут выбирать, в кого инвестировать, повышая ожидание успеха, в то время как остальные будут выбирать после них. Это аналогично разнице между подходом к овощному прилавку рано утром или вечером перед закрытием рынка. Но приход утром не гарантирует, что среди овощей не будет брака — просто вероятность меньше. То что сейчас появляются истории неудач с закрытием проектов — это замечательно. Я искренне рад этим историям не меньше, чем историям с успешными выходами, и, поверьте, никто из знакомых мне инвесторов, в том числе и множество иностранных, не злорадствует по этому поводу. Наоборот, крайне позитивно воспринимают. Это признак развития рынка.
Венчурному рынку свойственно брать риск, и потери — знак того, что участники дозрели до этого. Есть и другая позитивная сторона. Сейчас в венчурную отрасль России хлынули деньги непрофильных инвесторов, в основном воодушевленных примерами лиц на обложке Forbes, мощной PR волной успешных стартапов и проблемами в других секторах экономики. Важно подчеркнуть, что инвесторы непрофильные — это означает, что они не обладают нужным опытом и априори не попадут в топ 10 сразу. Это приведет к потерям первых капиталов, или, как минимум, к доходам ниже ожиданий. Неудачи — сигнал для всех участников, что если даже опытные инвесторы ошибаются, то стоит лишний раз усомниться. Отличным выходом для новичков были бы синдикаты или участие в фонде в качестве LP (limited partner — партнер без права голоса на инвесткомитете) с опытным партнером.
Увы, мой опыт и опыт некоторых моих коллег за прошедшие годы показал крайне низкий уровень понимания среди российских владельцев капиталов тех преимуществ, которые открываются при участии в работе крупного фонда с мировым именем в качестве LP. Надеюсь, что публично обсуждаемые неудачи заставят задуматься о такой возможности. Ещё один позитивный фактор. Потери на любом рынке капитала приводят к повышению осторожности и более справедливым оценкам проектов. Учитывая, что сейчас российский венчурный рынок слегка перегрет объявленными суммами под управлением, то появление провальных проектов может оградить нас от повторения пути индийского рынка, на котором надулся пузырь, и даже профессиональные инвесторы замедлили там свои операции.
Кроме традиционных фондов, на российском рынке появились такие фонды, как Fast Lane Ventures, к примеру, который строит и выращивает компании внутри себя, как это делают бизнес-инкубаторы. Сегодня в портфеле FLV более 20 компаний, закрыты были Upladder, OdinOtvet, HomeFair, Juvalia, Domgeo. Между тем, фонд совершил два удачных выходы (Sapato и ShoppingLive). Другой инкубатор/фонд — «Главстарт» Аркадия Морейниса. Всего проектов, с которыми работал Аркадий — 14, из них 8 не получились, как рассказал Cossa.ru сам инвестор.
Инвесторы и предприниматели закрывают проекты, и это нормально. Было бы более удивительным, если бы никто проекты не закрывал. Венчурная отрасль как таковая еще не развита в России, мы пока увидели только первую стадию — „эйфория“ — когда все объявляют о новых инвестициях и росте показателей в компаниях. Дальше будет развитие проинвестированных компаний, кто-то закроется, кто-то объединится, кто-то осуществит успешные выходы. Более того, будут фонды, которые потеряют большую часть проинвестированных средств, будут фонды, которые сделают 2-3х доходности своим инвесторам.
В англо-русском словаре venture переводится как „начинание, попытка, рисковое предприятие“ — что и отражается в закрытии компаний. Следуют различать инвесторов разных стадий. Посевные инвесторы и инкубаторы работают с предпринимателями на уровне идей/прототипа, и тестируют много разных бизнес моделей — они начинают самое большое количество проектов и закрывают самое большое количество проектов. Инвесторы более поздних стадий делают более масштабные инвестиции и принимают решение, не только оценивая команду, продукт и будущие перспективы, но и исторические KPIs и финансовые показатели — тут меньше рисков, больше сумма инвестиции и выше success rate.
Вывод — чем более ранняя стадия, тем больше неопределенности и рисков, выше failure rate. Я считаю что в России есть глубоко неправильная традиция делать акцент на провалах. На западе реакция на провал однозначная — молодец, ты попытался. В России тоже однозначная — ага, неудачник. У всех фондов, закрывавших проекты, есть значительные успехи, ориентироваться на них более созидательно — нас движет вперед то, что получилось, а не то что не получилось.
Венчурная модель подразумевает, что часть проектов проваливается. Это не исключение, а правило. Просто сейчас мы только наблюдаем первые закрытия проектов, проинвестированных в „первую волну“ (2–3 года назад). Скоро мы увидим еще больше закрытых проектов из этой волны. Это, само по себе, не повод хоронить венчурную индустрию. У венчурной индустрии в целом сейчас есть более общие проблемы, часть из которых являются следствием проблем с посевным финансированием, которое лежит в самом основании пирамиды венчурной индустрии.
Мы также поинтересовались, как обстоят дела у частных инвесторов. Павел Черкашин признался, что, по его опыту, из 20 проектов меньше 10 превратились в самостоятельный бизнес, из них около 5 имеют все шансы стать успешными, остальные барахтаются, но пока непонятно — поплывут ли.
Паника на рынке возникла не столько из-за развала конкретных проектов (это всегда происходило), а в связи с тем, что крупные фонды перестали стесняться провалов — они уже достаточно успешных проектов показали, чтобы не бояться этого. Это положительная тенденция для рынка. Скоро другие инвесторы и предприниматели привыкнут к таким объявлениям. Опасна как раз обратная тенденция — боязнь неудач. У опытных инвестбанкиров есть поговорка: Don’t throw good money after bad money (т. е. „Не бросай хорошие деньги, чтобы спасти плохие деньги“). Смысл ее в том, что если первая инвестиция была неудачной („плохие деньги“), то не имеет смысла накачивать проект новыми деньгами в попытках спасти лицо („хорошие деньги“). К сожалению, это происходит сплошь и рядом — менеджеры фондов боятся признать свои ошибки и закрыть проект. Вместо этого они убеждают своих акционеров вкладывать в неудачный бизнес все больше и больше денег в надежде, что он выкарабкается (деньги то не свои…). Но если компания, чтобы продать свой товар с маржой в 1000 руб. тратит только на привлечение клиента 2000 руб., т. е. несет прямой убыток в 1000 руб. на каждой продаже, то массированная реклама и рост бизнеса в 1000 раз (вместо исправлений ошибок в продукте) приведет скорее всего к тому, что потери увеличатся в 1000 раз и чуда не случится.
Рынок должен привыкнуть к тому, что проекты закрываются, продаются и исчезают, поскольку инвестор закладывает в успех только треть стартапов портфеля. Остаются другие, которые выстреливают, но их немного. После закрытия одного запускаются 5 других. И самое жестокое — лишь 2 из 1000 стартапов, получивших инвестиции, когда-нибудь достигнут рубежа в $100 млн.