Марианна Максимовская: Мы все укушены телевидением

Журналист Марианна Максимовская — «лицо» телеканала РЕН ТВ, ведущая еженедельной аналитической программы «Неделя с Марианной Максимовской», лауреат восьми премий ТЭФИ, член Академии российского телевидения. На РЕН ТВ Максимовская работает с 2003 года, утверждая, что в России это единственное крупное медиа, неподконтрольное государству. «Сноб» поговорил с телеведущей о будущем СМИ, изменении подачи новостей и цензуре на ТВ.

Пару лет назад, когда вы получили ТЭФИ, вы сказали: «Меня удручает, что нормальная профессиональная работа новостных журналистов нашего канала выдается чуть ли не за вольнодумство».

Какое, однако, мне удалось найти деликатное слово — «удручает»! Сегодня тоже попробую обойтись без нецензурных выражений, хотя иногда хочется использовать именно эту лексику, несмотря на новый закон 18+! Увы, меня давно уже ничто не удручает. И даже не бесит. Меня все просто задолбало. Задолбало, что ситуация  с годами не меняется, а становится только тухлее. Задолбало находить подходящие эвфемизмы вещам, которые всем очевидны. Задолбало, что все всё понимают и ведут себя так, как ведут. Хотя всех это тоже давно задолбало. Как-то так.

А зачем вы занимаетесь тем, что уже в печенках сидит?

Тут парадоксальная ситуация. Я по-прежнему люблю свою профессию. Да, я не принимаю многое из-за того, что происходит в нашей профессии и в стране в целом. Но лично мне пока не приходилось краснеть за то, что делаю я и мои коллеги последние девять лет на РЕН ТВ. Мы же все, как жертвы вампиров, укушены телевидением. И я за 21 год инфицирована по полной программе.

А вы ощущаете себя на баррикадах?

Нет, конечно. Считается, что нам разрешают больше, чем другим — и отлично. Мы, со своей стороны, стараемся по максимуму использовать предоставленные нам возможности: развиваем, как можем, жанр репортажа, пытаемся балансировать, не скатываться в  желтизну, хотя рейтинги уже много лет на отечественном ТВ дают совсем не беседы о русской культуре. Мы стараемся, унавоживаем собой почву, но это не подвиг, это у нас такая работа.

Почему вам можно, а другим нет?

Мы нужны для плюрализма мнений. Я не сторонник теории заговора и не стараюсь объяснять какие-то простые вещи сложными формулами. Люди во власти точно не идиоты и прекрасно понимают, например, роль интернета. Ну, ясно же, что 15-20% граждан в курсе того, что происходит в стране. Так на фига в этой ситуации закрывать маленькую, но гордую телекомпанию, которая имеет, конечно, федеральный охват, но все-таки уступает в этом смысле первой тройке каналов? 

Вы не считаете, что сила кремлевской цензуры преувеличена? Не сильнее ли самоцензура?

Пару раз сталкивалась с ситуациями, когда редактор среднего звена из неполитической программы долго и нудно обговаривал, что в программе, куда меня зовут, я не буду ругать власть, — перестраховщиков хватает. Но это не влияет на ситуацию с существенными ограничениями в профессии в целом. Я не буду критиковать коллег, которые работают на госканалах, не разделяя редакционных принципов, которые там есть, — это до 2003 года у многих журналистов был выбор, где работать. И вот тогда было крайне неприятно, когда человек не просто менял канал, а буквально за сутки перекрашивался из либерала в государственника. И начинал ругать то, что еще вчера хвалил. Сегодня выбора, по большому счету, нет. Ни в провинции, ни даже в Москве, где каналов по определению больше. На «Дождь» пойти? Но у Синдеевой никакого бюджета не хватит всех кормить.  Многие выбирают «тактику малых дел», просто делают хорошие сюжеты, не о политике, о социалке, или придумывают подражание жанру мокьюментари. И тонко троллят зрителя, ну и начальство заодно. И все это именно для того, чтобы находиться в гармонии с собой.

Вынужденно уходят из политической журналистики?

Было бы откуда уходить. Точка зрения, которую защищает госТВ, — это же мейнстрим. «Коренной русский народ», как выразился недавно Путин, действительно  поддерживает «эту власть», не любит «эту оппозицию» и искренне откликается на очередной рассказ о зловредной руке Запада. 

Большинство населения всегда инертно и восприимчиво к пропаганде. К тому же многие  не любят разбираться в оттенках смысла. Гораздо проще принимать готовые формулы. Один пример: 1999 год, война на Балканах. Журналисты тогдашнего НТВ стараются соблюсти баланс: рассказывают и о бомбардировках НАТО и гибели мирного населения, и об этнических чистках Милошевича. Работали грамотно, а рейтинги упали. Уже в 1999 году уставшая от бурных лет перестройки аудитория не хотела разбираться в оттенках серого. Ей не нужны были 50 этих оттенков. Большинство хотело слышать, что  братья-славяне — это хорошо, а американские вояки — плохо. Меня эта история о многом заставила задуматься.

О чем, например?

В перестройку многие журналисты искренне радовались переменам и делали честные материалы; а затем, в 1996 году, сами показали власти, как с помощью телевидения можно манипулировать сознанием людей, бесконечно показывая по телевизору одних и тех же. Это было началом конца профессии, тем более что в России нет традиций  по-настоящему свободной прессы. И когда сменилась власть, а следовательно, общественные запросы и настроения людей, те, кто вчера был в мейнстриме, а сегодня оказался в меньшинстве, сознательно перешли в оппозицию: ради сохранения собственных либеральных убеждений. И я понимаю, что мне дико повезло остаться в профессии. И я стараюсь не относиться к программе как к рупору  собственных убеждений.

Владимир Познер ушел с телеканала «Дождь», потому что «выбрал большую аудиторию», как вы к этому относитесь?

Я с удовольствием смотрела эту программу. Мне было интересно слушать, о чем говорят лучшие телевизионщики страны. Но Парфенов и Познер не могли не понимать, что это — не телевидение. Думаю, этот факт тоже повлиял на решение Владимира Владимировича. Я очень уважаю Наташу Синдееву и смотрю канал «Дождь». Это отличный проект. По смыслу, по духу, по ощущению внутренней свободы. Но это, скорее, цветное радио. Мне трудно смириться с отсутствием в новостях репортажей. Я смотрю и понимаю, какая тут должна быть картинка помимо слов. Но картинки нет. И быть не может, потому что это для «Дождя» слишком дорого.

Вы согласны с тем, что для  информационной программы хорошая новость — это плохая новость?

Это вульгарная трактовка сути новостей. Новость — это то, что выходит за пределы нормы. Если вы спокойно сходили на работу, попили кофе с коллегами, тихо-мирно вернулись домой, вряд ли вы тут же кинетесь к телефону, чтобы сообщить обо всем этом маме. А вот если вы стали свидетелем автокатастрофы, если ваш офис сгорел, а коллега, не дай бог, сломал ногу или потерял собаку, вы ей сто раз позвоните, чтоб поделиться новостями. Но я против того, чтобы делить новости на хорошие и плохие. Знаки тут не уместны. Вот австрийский парашютист Феликс Баумгартнер (http://www.snob.ru/profile/8103/blog/53768) поставил мировой рекорд…

…это хорошая новость.

А если из-за этого завтра какой-нибудь придурок прыгнет с 16-го этажа с самодельными крыльями и разобьется насмерть?

Это будет плохая новость. А если я потерянную собаку найду — хорошая.

А если вы узнаете, что ваша потерянная собака покусала десяток деток, пока гуляла на свободе? Вы вместе с хорошей новостью приобретете кучу проблем, и она поменяет знак на минус? Или вот новость о том, что убили американского посла после дурацкого ролика «Невинность мусульман», хорошая или плохая?

Плохая.

Для вас, как для европейки, которая считает, что нельзя убить человека, даже если он американский посол. Извините за несмешную и дурную шутку. А для многих мусульман, как мы видели, это праздник.

После 20 лет работы в информации я пришла если не к философии дзен, то, по крайней мере, к пониманию, что нельзя оценивать происходящее и сразу ставить какие-либо знаки. Все может обернуться своей противоположностью. Осознание этого сильно помогает в жизни.

Как-то вы брали интервью у Андрея Макаревича после его встречи с Медведевым. И Макаревич тогда у вас спросил: почему я должен с кем-то бороться, задавать острые вопросы?

В этом интервью Макаревич еще сказал, что это у нас не власть такая, а народ такой, и с таким народом страна всегда будет такой, какая есть. А от власти, типа, ничего и не зависит. Потом Макаревич на меня обиделся, говорил в других интервью, что мне важно было задать свои вопросы, а не выслушать его ответы. Но то, что он тогда сказал, не понравилось огромному количеству людей и, похоже, ему самому тоже не понравилось.

С другой стороны, мы прекрасно понимаем, что прямых ответов на неудобные вопросы все равно не получить.

Иногда можно хотя бы просто четко сформулировать вопрос, и даже если герой уйдет от прямого ответа, зрители многое поймут.

Тогда же вы брали интервью у Юрия Шевчука.

Его позиция чисто по-человечески мне гораздо ближе. Но тут другое забавно: получилось, как декабристы разбудили Герцена, так Шевчук и Макаревич разбудили креативный класс. По хронологии это был первый яркий публичный спор, который заставил задуматься: как себя вести всем нам, от звезд до обычных людей, если нам не нравится положение дел вокруг? Где тут ответственность власти и против чего можно протестовать, если вокруг тотальная несправедливость? С тех пор, кстати, Макаревич сильно изменился. Его явно сильно задело публичное обсуждение его позиции, которая многим не понравилась. Потом он сам начал делать политические заявления. И мы, кстати, помирились.

Вам уютно на таких встречах?

Нет. С одной стороны, это моя работа. Конечно, хорошо узнавать информацию из первых уст. Но я не хочу приближаться к власти — возникает стокгольмский синдром. И вообще у нас в стране, когда ты попадаешь в орбиту самых могущественных людей, начинает казаться, что отблеск их вседозволенности, которая носит абсолютно тотальный характер, падает и на тебя. И ты становишься вроде как круче. Я априори этого боюсь.

Если бы представилась возможность поговорить с Путиным?..

Я бы точно ее использовала. Когда я прочитала интервью с ним Андрея Колесникова, во время пробега на желтых «Ладах-Калинах», поняла, о чем был бы мой первый вопрос. Путин тогда сказал, что он никогда не ошибался. Вообще никогда. Мне хочется уточнить: «Ну, прямо вот никогда-никогда?» Вот, Вадик Такменев сделал с ним хорошее интервью

Ой, вот уж, что хорошего? Реклама, что такого Путина мы никогда не видели, совершенно не соответствовала действительности. Ничего человеческого я там не увидела.

Там было много ярких деталей. Один термосок чего стоит! И много любопытных фраз. Кому-то будет интересно содержимое путинского холодильника, кому-то — те ли группы мышц каждое утро качает Путин. Да и весь джентльменский набор креативного класса Вадим выдал — про Pussy Riot, протесты, Ходорковского и Навального.

Но главное-то, что волнует абсолютное большинство, не спросил — почему жена мужа завтраком не кормит и дочки где. И тут, правда, сошел бы любой ответ… Вы бы, кстати, спросили об этом?

В зависимости от договоренностей. Даже гламурный журнал, если приходит в гости к Ладе Дэнс снимать интерьер ее квартиры, не покажет спальню, если она этого не захочет. Но из-за невозможности задать этот очень интересующий и меня тоже вопрос я бы не стала отказываться от интервью.

Если бы вас позвали на один из трех ведущих каналов, пошли бы?

Мы по обоюдному согласию друг другу не подходим. Они не позовут, а я не пойду.

Ответы на вопросы пользователей «Фейсбука»

Почему вы категорически отказывались сесть в кадр и даже водили на кастинг к продюсеру РЕН ТВ Ирэне Лесневской разных мужчин?

Потому что считалось и до сих пор считается, несмотря даже на появление Ирады Зейналовой в итоговой программе на Первом, что не бабское это дело — вести итоговую политическую программу. Распространенный стереотип. И я абсолютно искренне думала, что просто по гендерному признаку не могу сама вести эту программу. Я все придумала, подготовила, собрала команду и стала водить к Лесневской мужчин-ведущих. Но она как-то никем не прониклась и буквально силой посадила меня в кадр. За что ей большое спасибо.

Бывает вам страшно при подготовке программ?

Возникали неприятные ситуации с точки зрения безопасности. Но это случается со всеми журналистами, которые занимаются расследованиями и трогают разные громкие темы. Нельзя думать о том, что может быть, это мешает нормальной работе.

Согласны, что зомбоящик — это зомбоящик?

Конечно, причем не только в нашей стране. Посмотрите, что происходит во Франции, в Италии. На итальянском телевидении много красивых женщин. И это, конечно, плюс. Но много минусов. Там на всех каналах постоянно готовят, пляшут, поют и вспоминают свои золотые 50-е и 80-е годы прошлого века. Новостные программы чудовищны с точки зрения технологии. Такое впечатление, что итальянские телевизионщики просто не хотят отвлекаться от дегустации пасты и антипасты на такие мелочи, как современный теледизайн. На французском ТВ зашкаливает «политкорректность», там есть темы, которые они сознательно игнорируют. Британские зрители заваливают ВВС жалобами на реально смешные, но неполиткорректные шутки ведущих культовой программы Top Gear. Всем этим я вовсе не оправдываю пропагандистский раж наших СМИ. ТВ сейчас, действительно, в основном развлекает массовую аудиторию. Но в развитых странах зритель может выбрать между главными национальными каналами, массой альтернативных, кабельных и еще парочкой общественных. В Америке есть каналы, где поддерживают демократов, вроде СNN, и каналы, поддерживающие республиканцев. Типа канала Fox. А самое главное: в странах, где СМИ в массе своей не так подконтрольны властям, как у нас, больше свободы в стране в целом. Люди могут привлечь внимание к своим проблемам именно с помощью прессы. У нас ведь, если что-то с тобой произойдет, ты правды нигде не найдешь: зажатые, полностью подконтрольные СМИ, отсутствие полностью независимых судов, почти совсем зажали правозащитников. И кому жаловаться?

Вы считаете «Дождь» своим конкурентом?

В определенном смысле. Логично предположить, что нас смотрит одна аудитория — продвинутые жители больших городов, образованные люди, имеющие свою позицию. Им интересно происходящее вокруг, они пытаются это анализировать и хотят слышать разные точки зрения. При этом они не обязательно либералы. Просто эти зрители ничего не принимают на веру, стараются докопаться до сути, понять, что будет завтра и послезавтра.

А другие конкуренты есть?

Если исходить из вышеперечисленных критериев, то наш прямой конкурент — «Центральное телевидение» на НТВ. У нас часто и темы совпадают, и герои одни и те же приходят.

Snob.ru