LifeNews как журналистика. Полемика. Часть 1.
ОЛЕГ КАШИН защищает LifeNews.ru: единственная сохранившаяся форма жизни российских СМИ не заслуживает того, чтобы ее обижать
Если бы эта заметка писалась лет двадцать назад, было бы достаточно эпиграфа: «Вам грустно, блюстители моды, какие мы все квазимоды?» Но мы живем в 2011 году, и нынешний читатель устроен так, что ему нужно все подробно разъяснять. Поэтому вместо эпиграфа скажу, что, конечно, не знаю, что может быть пошлее, чем ссылка на стихотворение поэта Евтушенко (да, пожалуй, вообще на какое бы то ни было стихотворение) в начале журналистского текста, но не удержусь – в известном монологе карликовых берез (прочитайте его полностью!) последние, обращаясь к парижским каштанам и еще каким-то без географической привязки, но явно теплолюбивым пальмам, говорили, что «зелень, пускай некрасива, среди мерзлоты – прогрессивна», и были правы. Потому что каштан, а тем более какой-нибудь фикус, вслух возмущающийся кривыми формами тундровых берез, – он, в общем, идиот, и это его качество никак не зависит от высоты или формы ствола карликовой березы.
И это было вместо эпиграфа.
I
Если среднестатистического либерального автора попросить описать основные проблемы, с которыми сталкивается журналистика в путинско-медведевской России, он, очевидно, начнет перечислять трудности в отношениях между прессой и властью: открытую и скрытую цензуру, стоп-листы и, наоборот, – навязываемые темы и персоналии. Ну и так далее – понятно, о чем идет речь. Такие трудности существуют, это бесспорно, но каждая из них – не более чем продолжение какой-то большой первичной проблемы, и вот на нее, кажется, никто вообще не обращает внимания. Если пытаться сформулировать эту большую проблему, то, наверное, нужно будет сказать, что в современной России, в самом ее устройстве, нет места для такого общественного института, как журналистика. Власть (то есть вот те люди с мигалками) и общество (то есть те люди, которые летели в Египет отдыхать, даже когда счет убитым пошел на сотни) выстроили свою пищевую цепочку таким образом, что никому из ее участников пресса не нужна в принципе. То, что она в России до сих пор формально существует, то ли по инерции, то ли еще почему-то, не знаю, – это в любом случае недоразумение, не более.
Я, кстати, совсем не жалуюсь здесь ни на власть, ни на общество – в конце концов, когда они между собой договаривались, где была собственно пресса?
II
Сама по себе, например, цензура – это совсем не фатальная проблема для журналиста или писателя. Опыт предыдущих поколений (от перестройки и далее на несколько веков назад) говорит о том, что в подцензурных условиях можно работать честно и даже совершать какие угодно гражданские подвиги. Более того, цензура раззадоривает, сама провоцирует большую смелость – буквально как морозы учат карликовые растения тундры быть более живучими.
Цензура и прочие государственные свинства могли бы подавлять великую журналистику, но вместо нее подавляют они что-то совсем другое: каких-то бессовестных телевизионщиков, у которых «Дело в кепке» (и это в лучшем случае, в худшем и более типичном Елена Малышева портит женщине-члену нарядный свитер без какой бы то ни было общественно-политической нагрузки); «Комсомольскую правду», со всеми ее фашистами и сиськами, и прочее. В этой тундре, больше похожей на помойку, растут даже не карликовые березы, а какие-то совсем омерзительные мутанты вроде той уволенной из «Независимой» девушки, которая искренне считала, что быть журналистом – это когда тебя вызывают в офис «Единой России» и просят что-нибудь написать.
Но где-то в этой тундре труднообъяснимая воля ее хозяев возвела несколько симпатичных теплиц (стоит, наверное, уточнить, что в одной из них расту и я, а для еще одной сейчас пишу эту заметку), в которые зачем-то помещены несколько десятков журналистов. Они, то ли исполняя какую-то отведенную им роль, то ли просто так, для чужой забавы, живут и работают, лишенные необходимости вычеркивать из текстов слово «Лимонов» и обсуждать всерьез какую-нибудь чепуху из жизни внутрипартийных клубов путинской партии. Расти в такой теплице – везение, и кто обвинит растущих в ней в том, что они интересны только самим себе и сами звонят лишь друг другу, обсуждая, насколько прекрасен наш круг?
Да, и еще: на оконных рамах теплицы внутри и снаружи живут какие-то микроорганизмы, которых по обе стороны стекла принято называть демшизой. А больше здесь ничего нет.
III
И буквально единственное, что заслуживает серьезного внимания в этой тундре – ну да, карликовые березы. Кривые, уродливые, маленькие, черт знает на что похожие, но куда более близкие по своему устройству каштанам Парижа, чем и растения из теплицы, и мутанты с помойки.
У этих карликовых берез почему-то много раз менялось видовое имя – когда они еще только прорастали сквозь снег, растение последовательно называлось «Ульяновским комсомольцем», «Словом молодежи», «Симбирскими губернскими ведомостями», «Московскими ведомостями», а что было потом – знают все: «Жизнь», «Твой день», Life.ru, LifeNews.ru.
Это карликовые березы. Они не могут никому нравиться, но это единственная стоящая форма жизни в этой чертовой тундре. Еще раз: больше здесь ничего нет.
IV
Однажды у одного высокопоставленного и крайне закрытого для прессы человека случился большой юбилей. Коммерсантовские светские репортеры хотели написать о том, как он будет праздновать, но ведомство, возглавляемое юбиляром, даже не отвечало на звонки. Я с каких-то давних пор знаком с сотрудницей юбиляра, ответственной за внешние связи; решил помочь светской хронике, связался со своей знакомой – мол, реально ли? Она ответила, что нет, совсем не реально, юбиляр хочет праздновать в кругу самых близких и точно без прессы, и она теперь «боится Лайфа», то есть боится, что репортеры LifeNews просто придут под видом официантов или поваров и сделают репортаж сами, никого ни о чем не спрашивая, а потом начальник спросит ее, почему же она так плохо защищает его от внимания прессы. Случай мелкий, но типичный – и он приходит мне в голову первым.
Второе, что приходит в голову, – Евсюков, конечно: если бы они не купили то видео из супермаркета «Остров», ну была бы еще одна строчка в бесконечном перечне сюжетов, составивших потом известный календарь в журнале «Эсквайр». Не более того. Но они купили (да, черт побери, купили – вы привыкли морщить носы по этому поводу, но – я даже не стану спрашивать, почему в ваших редакционных бюджетах нет денег на подкуп ментов и санитаров, – вот простой вопрос: что, среди сотен или даже тысяч журналистов «приличных изданий» нет ни одного наглого и честолюбивого, который не пожадничал бы и отдал, ну хорошо, не десять тысяч долларов за видео, а хотя бы стольник за фотографию? Вы пробовали подкупать следователей, врачей «скорой помощи» или хотя бы каких-нибудь чоповцев? Вы действительно выше этого или просто не умеете?) – и Евсюков стал кем стал: преступником десятилетия и гарантированным героем учебников истории.
Третье, немного личное: однажды я оказался в состоянии, как писали в газетах, искусственной комы – ну, лежал без сознания с пробитой головой, трубочки в носу и в горле, и так далее. Потом я пришел в себя, и все снова стало хорошо, и любопытство ко мне тоже вернулось, и мне, конечно, было очень интересно посмотреть на себя, полумертвого, с трубочками. Разумеется, единственным местом, где я смог увидеть себя полумертвым, оказался LifeNews, которому подкупленный редакцией врач Леша отдал сделанную им фотографию.
V
Говорят, они как-то сильно зависят от власти – наверняка зависят. Меня и самого смешат какие-то их восторженные заметки о Путине и пародийно-разоблачительные истории об оппозиционерах. Ну так и в «Новом
мире» у Твардовского было много чего про ленинскую партию и ее центральный комитет. Но, вспоминая тот журнал, мы вспоминаем все-таки не их, а «Один день Ивана Денисовича», и стоит ли пояснять, почему?
Стоит ли пояснять, почему стилистически идиотские тексты, которыми оформляются эксклюзивы «Лайфа», – не первая, не вторая и не сто тысяч двести сорок вторая проблема современной российской журналистики? Стоит ли пояснять, почему, гуляя по тундре, нехорошо и глупо показывать пальцем на карликовые березы и смеяться над ними, такими непохожими на парижские каштаны?
Как будто исполняющие обязанности киевских каштанов (см. подпись под текстом Антона Петрова) похожи на что-то симпатичное.
Автор – специальный корреспондент ИД «Коммерсантъ»