Седьмого мая в четырехстах кинотеатрах США зрители смогут увидеть на широком экране трансляцию документального радиошоу "This American Life". "Это будет, в каком-то смысле, радио-3D", - говорит продюсер и ведущий шоу Айра Гласс. Перед живой аудиторией он вместе со своими гостями будет слушать и обсуждать документальные сюжеты. Будут еще фото, видео и немного музыки. Сигнал пойдет через спутники на всю страну. Кинотеатры продают билеты за $20. Нет сомнений, что зрители заплатят, ведь это уже третий подобный опыт для Гласса и второй — на бис — в этом году.

Главный редактор Podстанции Елена Упорова пробует рассуждать на тему чужого триумфа накануне Дня нашего радио в статейке

"День Радио. Живи и дай умереть"

"This American Life" (TAL) – одно из многих еженедельных часовых шоу общественного американского радио [Чикагское общественное радио, NPR], которое собирает в неделю 1 миллион 800 тысяч слушателей. Одна из самых популярных радиопрограмм в мире построена на одной теме, которая реализуется через документальные истории, репортажи и живой текст ведущего в студии. Главный продюсер и ведущий – Айра Гласc плюс еще 19 человек персонала, включая операторов и режиссеров для ТВ и людей для интернета.

С тех пор в моей жизни, так или иначе, стала появляться «Эта американская жизнь». Конечно, когда я в двадцатый раз посмотрела «Эту прекрасную жизнь» с длинным Джейсоном Стюартом – тот самый фильм, который американцы специально смотрят каждое Рождество, как мы «Иронию судьбы» в Новый Год, — я сообразила, откуда пришло название.

Потом была конференция по документальным программам в Вене, где я услышала девятиминутное что-то, очень простое, что сначала заставило меня дико ржать, потом почти заплакать, потом волоски на моей руке встали дыбом. Уже в Москве я прочитала пометку на английской транскрипции – «TAL». В общем, с тех пор мы всегда слушаем со стажерами эту программу, по-буддистски говоря «ом!» Джули Шапиро с фестиваля «Третий берег», которая представила ее в Австрии.

Дальше. Дальше оказалось, что в Москве живут англоязычные люди, которые каждую неделю слушают ТAL… Когда они говорят о нем, глаза у них становятся отчаянными. И появилось это имя – Айра Гласс – продюсера и ведущего. Наш американский брат Чарльз Мейнс вдруг стал показывать региональным радиожурналистам интервью с Айрой и фрагменты программы как пример абсолютной естественности ведущего. Какой в жизни — такой и на радио.

А недавно наш немецкий брат Эрик Альбрехт сказал: "Слушал ТAL — смешно, про американских безработных учителей, которые каждый день приходят в какое-то специальное заведение, что-то там обсуждают, и у них создается иллюзия работы". И еще Эрик сказал, что такая ирония в Германии была бы невозможна. Или он сказал — что такой юмор в Германии возможен только для детской программы. Увы, было слишком поздно, дело было в Питере, танцы, выпивка, смысл ускользал. Но было.

Айра Гласс: «Обычно мы работаем над эпизодом нашей программы три-четыре месяца, прежде чем это появится в эфире. Больше всего времени мы тратим на коллекционирование историй. Мы берем 15-20 идей и начинаем собирать интервью. Но это будет всего лишь шесть или семь историй из первоначальных двадцати. В конце концов, останутся только три или четыре, которые войдут в шоу. Первая наша стори-встреча состоялась 4 января 99-го. Шоу вышло в эфир 9 апреля».

Мой английский становился все хуже, но все больше было в моей жизни ТAL'а. И вот однажды в Чикаго, на фестивале «Третий берег», была специальная секция «Аудиодоктор». Мы там были. Я там была из-за Айры Гласса. Он вел эту секцию. Вылечить то, что я хотела сделать, было уже невозможно. Я никогда не сделаю то, что обещала немецким коллегам, – программу про вечную мерзлоту и Норильск. Я все еще занимаюсь тупой работой и умею втыкать провода лучше, чем думать. Хотя провода я тоже втыкаю плохо. Но мы пришли к Айре из любопытства и принципа. Он сидел в кедах и очках — на то он и Glass — седой и модный. Мы были слегка напуганы, потому что видели выходивших из комнаты американских продюсеров. Расстроенных, говоривших «фак», «козел» и т.д. Расследование показало: Айра в основном говорил «дерьмо», «дерьмо», «дерьмо».

Мы сели, наш главный редактор и просто добрый человек Андрей Аллахвердов переводил иллюзорные идеи. Звукового материала у меня было много, настолько много, что я сама его боялась. Я всегда говорю о ракурсе, фокусе, но в норильских записях было так много забавных историй и персонажей, что, возможно, стоило это делать, как путешествие, как меняющиеся картинки с сильным авторским текстом. Меня мучили непонятные для многих сомнения.

Айра посмеялся над топ-менеджером «Норникеля», который в тайне от начальства работает диджеем в ночном клубе, потом начал рисовать на листике, потом написал пару примеров программ и их веб-адреса (что-то про радиозаписи на американском авианосце, где они начали с повара). И сказал: конечно, последовательными картинками с сильным, ироничным авторским текстом.

После чего я взяла у него автограф на его книжке-комиксе «Радио в иллюстрациях». Первый раз в жизни. Вру, конечно. С моей подругой, продюсером ФНР Верой Новохатской мы однажды взяли автограф у Б. Гребенщикова в Одессе. На карте Одессы. Он расписался на Черном море. Где эта карта? Комикс лежит у меня, и я всем его показываю. Там написано «Лене – от коллеги Айры Гласса».

Наверно, где-то внутри я знаю, что Айра Гласс и его команда похожи на того пианиста из сэлинджеровской «Над пропастью во ржи», который осознает, что офигенски играет, и от этого становится немного противно. Возможно, в своей простоте и документальности, в желании тронуть каждого слушателя эти программы немного перепродюсированы. Сам Айра постоянно говорит о сердечности. И слегка «секси» в образе. Но это вовсе не очевидно. Мы видели Айру в кедах и свитере. На публике – он в галстуке и костюме. И я не отношусь к той части его поклонников, которые делают татуировки с его лицом.

Но вот уже почти 30 лет он последовательно и смело стоит на пути документальной журналистики. Один из многих – просто сейчас разговор о нем. Успешный боец. Журналист и менеджер. Ему 50. Недавно он переехал из Чикаго в Нью-Йорк («это не US, это отдельная страна») – новый город, новая жена и новая собака, но старая идея:

«То, что меня волнует, это – может ли журналистика быть не столь тотально самоуверенной? Где она может интересоваться голосами (мнением) тех, у кого они действительно есть? Когда она может дать пинок под задницу мейнстримовским сюжетам? Когда ньюсмейкеры будут говорить, как нормальные люди, пытаясь почувствовать мир, не как роботы в новостях с их новостийным языком роботов. Тогда вы почувствуете их понимание мира – в некотором смысле, более простое понимание, но, действительно, связанное с миром. Представьте Рэйчел Мэдоу [либеральная ведущая на американском кабельном канале]: если бы она была немного меньше "адвокатом", она могла бы  быть любопытной, забавной, притягательной – и ее мнения были бы не такими условными. Она была бы больше похожа на реального журналиста. Это было бы ежедневное новостное шоу, которое я бы любил смотреть. И это путь, по которому журналистика может пойти, я надеюсь. Вероятно, если будет больше такого типа вещей, дерьма станет меньше».

Не нужно двадцать человек в команде, как у Aйры. В России достаточно двух реальных журналистов на станции, чтобы радио стало живым и человеческим. Их вообще всего 50 на всю страну. Может, немного больше, может, немного меньше: Настя, Катя, Катя, Андрей, Яна, Саша, Наташа, Юля, Таня, Яна, Лена, Леша, Леша, Вера, Алена, Алхас, Стас, Настя, Даниела, Света, Дима, Дима, Володя, Игорь, Лира, Оксана, Оксана, Яна, Данил, Данил, Валера, Рома, Света, Макс, Макс, Олег, снова Катя, Лариса, Женя, Стеша, Иван, Андрей, снова Женя, снова Оксана, Маша.

Все это отличные журналисты, молодые и оригинальные люди. Половина из них давно отчаялись. Больше половины не имеют технической возможности что-то делать. Они словно ползут вверх по осыпающемуся склону. Над ними часто смеются их начальники, менеджеры и владельцы. Не все, конечно.

Я часто вижу архетип такого симпатичного владельца или топ-менеджера региональной станции в России, который считает радиодокументалистику вредной. Он ездит по миру и продолжает верить, что на радио есть только музыка, ток-шоу и новости. Каждый день он с отвращением смотрит на своих журналистов. Он считает, что диджею-звукрежу-журналисту в одном лице можно платить двести долларов, и этого достаточно. Потому что все его знают, и таксисты будут возить бесплатно, а в магазинах сделают скидку. Стоит только приложить небольшое усилие. Я слышала, как один медиамагнат призывал свой персонал путешествовать по свету за эти 200 баксов. Сам он только что вернулся из Китая. Он живет полноценной жизнью, обедая с местной элитой и изучая английский язык. Пробует на вкус единственное имя, которое он знает там, за рубежами РФ и Китая – Говард Стерн. На юбилее станции он устраивает концерт, обязательно со столичным певцом. Радуется  великой сделке своей жизни – договору на информационное обслуживание администрации. Он никогда не поверит, что в 400-х кинотеатрах люди готовы  заплатить 20 долларов за вход, чтоб увидеть настоящее журналистское шоу. Это только у тупых американцев. Не у нас.

Люди не готовы, говорит он. В 90-е были готовы, когда слушали живой странный эфир, в котором смешивались Артемий Троицкий, коммунист Зюганов, параллельное кино, Отари Квантришвили с его преступностью, Сергей Курехин, камчатский вулкан, раскаявшийся баскский террорист, воркутинские шахтеры и Deep Purple. Он затыкает уши, чтобы ничего не знать об WFMU, радио, которое делает музыкальную историю мира. Он будет слушать эту музыку, но продавать слушателям Диму Билана. И получать премии за авторубрику или репортаж, который не репортаж вовсе, за клоунское бла-бла в ток-шоу. На праздничном концерте ему снова споет победитель Евровидения Дима Билан.

«This American Life» — 2008 год. Две премии Emmy

Да и Бог бы с ним, если бы он не считал, что так должны жить все. Его сотрудники давно потеряли самоуважение. Они скромны, работящи, умеют и делают все. Они покупают самый доступный флэш-рекордер ZOOM H2, думая, что он даст свободу, и вечерами они будут записывать настоящие истории, которые действительно интересуют людей. Но радио – это индустрия, и в этой индустрии нет времени и места для документальной журналистики. Самый смелый способ сопротивления – хитрость и обман. Я знаю двух девушек, которые обманывают сетевое начальство, режут музыку в конце часа и выдают репортажи. Никто из начальства этого не замечает. Хорошие репортажи. Через десять лет они могли бы собирать кинотеатры, как Гласс, но этого не будет. Через два года – они устанут хитрить. Еще через год – уйдут из профессии.

Менеджеры увлечены идеей хронометража. Сколько времени люди могут слушать радио? Не больше 5 минут – столько, сколько звучит песня. Может, тогда нужно было становиться музыкантами? Песни писать, а не на радио работать.

Айра Гласс: «Люди всегда хотят слушать истории, не думаю, что это когда-то изменится. По данным социсследований из 50 минут нашей программы, люди слушают 48 минут».

Я до сих пор смутно представляю, кто такой Айра Гласс. Я лучше знаю европейских коллег и их радио. Оно тоже другое, не как в России. Разное. И мы могли бы здесь рассказать о Йенсе, Кари, Коре, Питере, Руди, Андреасе, Филиппе, Анне, Ульфе, Вольфганге и т д. Но 7 мая – праздник у Айры. Тогда в Чикаго он сказал: "Я приеду в Россию в июне, чтобы выступить перед радиосообществом". Поверили ли мы? Не знаю. Он всегда говорит, что его интересует только радио. Я бы на его месте не приехала. Но добрый человек, наш главный редактор Андрей Аллахвердов все еще звонит ему каждый день. В офисе не берут трубку. Они готовятся к нашему Дню радио. К шоу «на бис» в 400-х кинотеатрах Америки. Без эстрадных певцов и наград. И становится совершенно очевидным, кто изобрел и продолжает изобретать радио.

«Слишком много слов, где звук?» – спросите вы. Вот тот сюжет, который я услышала в Вене с русским переводом. ТAL от 25 февраля 2005 года. Тема – «Помни меня». История – «Стереотипное мышление» ( дословный перевод — "Мысли внутри коробки"). Дальше там был водитель автобуса, который помнит всех своих пассажиров, потом история человека и призрака, который якобы обитает в старом отеле, потом разговор двух людей, которые были в детстве в одной психиатрической клинике, потом еврейский писатель, который хочет забыть умерших, хотя его работа предполагает обратное. Немного музыки во всей программе, ведение Айры Гласса, и в конце песня – «Живи и дай умереть».  Я не знаю ни одного человека, который выключил бы этот сюжет про коробку, невзирая на хронометраж – 9 минут.

_______________________________________

Автор: Дэвид Уилкокс

ДЭВИД: Пять любимых песен моей сестры Дженни закольцованы – одна за другой, одна за другой – на 90-минутной кассете, на которую записывали так много раз, что бóльшая часть пения звучит, как бурундук, похороненный под оползнем. Начинается всё с любимой песни Дженни – «Самая большая любовь» Уитни Хьюстон. Дженни влюбилась в эту песню на пике ее популярности двадцать лет назад, и с тех пор не прошло ни дня, чтобы она ее не послушала. Следом идет «Самое длинное время» Билли Джоэла вместе с двумя песнями из фильма «Книга джунглей», записанных прямо с телевизора. Однозначно, это самая ужасная смесь магнитофонных записей всех времен. И чтобы у вас не было и тени мысли, что я преувеличиваю, обращаю ваше внимание на последнее прибавление – запись песни Карли Саймона, сделанную в 1986 г. (музыка). Я избавлю вас от прослушивания ее во всей полноте хотя бы раз, не говоря уже о тех тысячах прослушиваний, через которые прошла моя семья.

Крошка-Паучок (Itsy Bitsy Spider)

Такую музыку антитеррористический спецназ включает, чтобы дать последнюю надежду на спасение во время захвата заложников. Довольно странно, но моя сестра тоже включает их, чтобы прожить каждый новый день.

(Музыка)

Когда в наши дни люди обсуждают умственные расстройства, они пользуются эвфемизмами, иносказаниями, любыми средствами избегая слова на «О». В 1970 году, когда родилась Дженни, все было по-другому. Она просто была, как сообщили моим родителям вскорости после ее рождения, умственно отсталым ребенком. В официальном диагнозе говорилось о «тяжелой и глубокой [отсталости]», что означало, что она никогда не научится ходить, говорить, самостоятельно есть, мыться и одеваться; и доктора, как они часто делали в то время, посоветовали отдать ее в государственное учреждение. Но мои родители оставили ее дома, и, пока папа работал, мама посвятила оставшуюся жизнь обучению Дженни всему тому, что она никогда не сможет делать.

Сегодня Дженни может делать гораздо больше того, что кто-либо мог предугадать. Я имею в виду, что она может ходить, говорить, плавать, пользоваться вилкой, различать цвета, произносить алфавит, если вы ей будете помогать. Она ходила в ту же школу, что и я, и даже работала – собирала лампочки в специальном учреждении. Но в то же время ей чуть больше четырех лет. Жизнь Дженни – абсолютно, как у ребенка, только что научившегося ходить, – состоит из простых радостей, построена вокруг четкого распорядка вещей, где каждый день, как и предыдущий, – хороший день.

Что возвращает меня к той пленке с записями.

Когда вы познакомитесь с Дженни, это будет одной из первых вещей, о которых вы узнаете. Когда она ее не слушает, она о ней говорит. Она часами носит ее с собой в предвкушении. И она убеждена, что вы хотите послушать ее вместе с ней. У нее даже было обыкновение преследовать людей по всему дому с кассетником «Фишер», из которого гремела эта запись.

У Дженни в жизни были и другие страсти, хотя ни одна из них не сравнится с Пленкой. Было старое телешоу «Манкиз», британский мультфильм под названием «Дэйнджермаус», видеозаписи «Золушки», ну и, конечно, «Книга джунглей». И вы не поверите, в какое возбуждение все это ее приводило – она буквально визжала каждый раз, когда это появлялось на экране. И все происходит так искренне и мило, что вы и сами невольно радуетесь за нее. Вам хочется сделать еще что-нибудь, что вызовет у нее такие же чувства.

И однажды, несколько лет назад, мама сняла для Дженни видео. У родителей не было камеры, и она попросила соседа прийти к ним домой и поснимать. На видео моя мама проводит экскурсию по любимым вещам Дженни.

МАМИНА ЗАПИСЬ:
Это лучшее, что мы когда-либо делали. Ведь она может ставить видеозапись сама. Кассета запустится, и дойдет до конца, и перемотается, и сама потом извлечется и выключится, а ей ничего не надо будет делать. И мне впервые за полтора года не надо будет смотреть «Книгу джунглей». А что это такое – вы и понятия не имеете! (Смеется.)

ДЭВИД: За два года до того, как мама это сделала, ей поставили диагноз: рак легких. К тому времени, как опухоль обнаружили, она уже распространилась на лимфатические узлы, а это означало, что все, что она могла сделать, – это начать химиотерапию и надеяться на лучшее. Периоды ремиссии приходили и уходили. Рак распространился на мозг, потом на кости. К тому моменту, как это было зарегистрировано, она уже пользовалась услугами хосписа и стала смиряться с неизбежным.

МАМИНА ЗАПИСЬ:
Я покажу ее костюмы…
(идет по холлу)
Я думаю, надо взять маркер и пометить – это для работы, это для игры, это выходное…

ДЭВИД: Смерть – это не то, что можно объяснить Дженни. Все, что она знает это то, что ты ушел. И как только ты перестал быть частью ее каждодневной жизни, ее память стирается. Мама часто шутила, что, если она уйдет, Дженни и не заметит. Но, с другой стороны, это была совсем не шутка. Она сделала эту запись, надеясь, что такую вещь Дженни будет смотреть каждый вечер после ужина по телевизору в своей спальне — кассета запустится, дойдет до конца, перемотается, сама извлечется и выключится, а ей ничего не надо будет делать.

Мама долго обдумывала эту запись, но вы никогда этого не скажете, просматривая ее. Кажется, что она нервничает и не знает, что сказать, как будто кто-то только что достал камеру и сказал, что ей надо что-нибудь говорить. В каких-то местах ее совсем не слышно, там есть затыки, когда камеру включают и выключают. Из-за химиотерапии она почти не похожа на себя: у нее парик, тело выглядит нездорово, да и голос какой-то другой. Если прислушаться, слышишь, как она переводит дыхание, как у нее перехватывает просто оттого, что она ходит по дому.

МАМИНА ЗАПИСЬ:
Ее выходные вещи здесь. Вот, с длинными полами… Классно смотрится, да? Она так мило выглядит в этом. Ну… вот ее форма группы поддержки. Она в порядке. Билли придется подумать, что делать со всем этим. Но он придумает.

ДЭВИД: Бóльшая часть записи – то же самое. Шкафы, комнаты… Мама не говорит о том, что она на самом деле чувствует, обращаясь к тому, кто все равно этого не поймет. Вместо этого она объясняет повседневный быт Дженни соседу, который за кадром. Потом в конце – монтаж: она вдруг оказывается сидящей на кровати моей сестры и наконец говорит прямо в камеру, обращаясь к Дженни. Это один из тех моментов, который люди обдумывают миллионы раз: последнее, что ты должен сказать тому, кого ты любишь, где каждое слово должно быть выразительным, трогательным и запоминающимся. Но, когда имеешь дело с кем-нибудь, вроде Дженни, ты поступаешь в точности так, как делает мама. Выражаешься просто, говоришь ей то, что она в состоянии понять.

МАМИНА ЗАПИСЬ:
Это твоя комната. И ты знаешь, что ты должна убирать постель каждое утро, и это не изменится. А потом ты можешь приходить сюда и смотреть свое видео, при условии, что ты не будешь это делать круглосуточно. Может быть, папа купит новый бумбокс, только для тебя… Ты будешь хорошо себя вести и не будешь слушать его все время. Тебе надо делать и другие вещи, ты должна помогать папе по дому и все такое…

ДЭВИД: Вот он! Момент, когда она говорит то, что чувствует: «Ты должна помогать папе по дому». Она собирается уйти, и останутся только сестра и папа, и она не знает, как они будут без нее.

Таким способом моя мама говорила Дженни, что она не оставляет ее. Вот, как та может быть нужной, когда бы это ни понадобилось. Через несколько недель после похорон папа поставил эту запись. Дженни ни разу даже до конца ее не досмотрела. Очень скоро она оказалась похороненной на дне ее ящика, где-то между «Маппетс» и «Динозавром Барни», который когда-то тоже понравился моей сестре и которого она уже забыла.

И хотя грустно думать, что она не хочет смотреть эту запись, становится спокойно от мысли, что ей этого не надо. Ей не надо слышать ее голос или видеть ее лицо. Ей не надо задаваться вопросом, где наша мама и когда она вернется. Как будто мамы никогда не существовало. И хотя, конечно, это разбило бы мамино сердце, я уверен, что она желала бы – как и всегда – того, что было бы лучшим для Дженни. Даже если бы это означало, что она сама будет забыта.

Быть, как Дженни, – в этом есть странное преимущество: чем больше перемена, тем меньше она ее замечает и тем больше она концентрируется на том, что остается таким же. Пока остальные мучаются с воспоминаниями, она просто забывает. Если бы все мы были такими счастливыми…
_______________________________________

Фото с сайта This American Life

Цитаты из дикуссии Айры Гласса с читателями Вашингтон пост и из комикса "Радиогид в иллюстрациях"

Фото в  с татуировкой Айры Гласса  была здесь, но теперь ее почему то там нет.

А здесь Айра Гласс, на английском, конечно, объясняет,  как рассказать хорошую историю...