Правила согласования

Газета The New York Times запретила своим сотрудникам согласовывать интервью — чтобы читатели не думали, что издание позволяет своим источникам влиять на содержание материалов. БГ спросил известных российских журналистов, как их собеседники постфактум правят собственные слова.

Фотография: РИА «Новости»

Олег Кашин

«Сам я никогда не предлагаю согласовывать интервью. Если ньюсмейкер тоже этого не просит — мысленно его благодарю. Был один очень странный эпизод, когда ньюсмейкер попросил меня не публиковать наше интервью и взамен пообещал написать новое. И действительно написал. Будь это кто-то другой, я бы, наверное, его обманул, сказал бы, что старое опубликовано по ошибке. Но это был Борис Гребенщиков. Это был, пожалуй, единственный человек, которому я не мог отказать. Мы говорили о Суркове и о Кремле, и в какой-то момент беседы он выключил свой привычный имидж. Я Бориса Гребенщикова люблю и поэтому его просьбу выполнил. Так что, можно сказать, переписанное интервью вышло по нашему обоюдному согласию».

Маша Гессен

«В текущем номере «Вокруг света» есть интервью с ученым, не буду говорить, с каким именно. Общая идея таких интервью — про жизнь в науке. И ученые всегда заинтересованы в том, чтобы говорить сухо и заумно. То есть они с журналистом действуют в противоположных направлениях. Вот и этот ученый вырвал из интервью все человеческое. И это ужасно горько. Это такая классическая история.

Еще после того, как я взяла интервью у Уильяма Браудера, его русские юристы пытались переписать его с живого человеческого языка на шаблонно-газетный. На это я им ответила, что у меня — своя профессия, у них — своя. Сложнее, когда речь идет о каких-то человеческих историях».

Наталья Геворкян

«Конец 1999 года, ноябрь. Все основные политические игроки определяются с позицией в преддверии выборов. «Коммерсантъ» публикует целую серию полосных интервью с политиками, бизнесменами, политологами, руководителями крупнейших каналов. Иногда по два в одном номере. Особенно интересно, какую позицию займут те ньюсмейкеры, которые стали наиболее яркими фигурами предыдущих президентских выборов 1996 года.

23 ноября по дороге из Моздока в самолете записала интервью с Чубайсом. Оно вышло 24-го под заголовком: «Я сделаю все, чтобы поддержать Путина». Это то самое интервью, в котором он сказал свою знаменитую фразу: «Сегодня в Чечне возрождается российская армия». Впервые в жизни я сделала вид, что не расслышала из-за рева двигателей. Переспросила в надежде, что Чубайс не повторит. Он повторил. Надеялась, что, когда будет визировать, уберет. Не убрал. И вообще практически не тронул текст.

25 ноября вышло интервью с Игорем Малашенко. Заголовок: «Я не буду работать на эту команду». Менее всего я ожидала проблем от интервью с человеком, который сам руководит медиа.

До сих пор не понимаю, что с ним случилось. У меня правило, мое личное: я не трогаю текст своего визави, не делаю его краше, не олитературиваю, не поправляю стилистические шероховатости. Интервью звучит как живой голос. С Игорем уж точно не было нужды что-то «улучшать» — он прекрасно говорит. Перед ним лежал магнитофон. Он знал, что интервью записывается. И да, знал, что перед публикацией, следуя коммерсантовской традиции, интервью он увидит, и без его визы его не напечатают.

Интервью отправили визировать. Обратно получаем практически переписанный его рукой текст — поверх строчек, ручкой. Правки столько, что это и правкой не назовешь. Ну просто другой текст. Причем правка внесена даже в какой-то мой вопрос, если я правильно помню. Я в полной растерянности иду к Васильеву (Андрей Васильев — с 1999 года главный редактор газеты «Коммерсантъ». — БГ). А что делать-то? Вот в таком переписанном виде Малашенко завизировал интервью. Смотрю на главного редактора и с любопытством жду, как он придумает выходить из этой ситуации. Интервью к тому же становится совсем лихим, «Коммерсанту» достается по полной программе, так что Васе тоже очень приятно читать это все.

Цитирую: «Неприлично, например, когда «Ъ» из номера в номер долбает нашу компанию, пытаясь доказать, что «Медиа-Мост» находится на грани краха и банкротства, пользуясь заведомо подтасованной информацией…» Или: «Позиция газеты определяется, увы, не вами, а Львом Черным и Борисом Березовским…» В общем, красота, ровно то, что надо, чтобы Васильев озверел.
И он озверел. Ответ был буквально асимметричным и очень нестандартным. Даже и не знаю, бывало ли такое в практике других газет. «Сдавай!» У меня немой вопрос. «Сдавай, а вот это все (он показал на переписанные страницы) мне на стол». И текст (завизированный) интервью на полосе был иллюстрирован фотокопиями этих страниц с ручной правкой Малашенко. При желании можно было прочесть оба текста — и оригинальный, и правленый.
Я вспомнила, что, когда я уходила на это интервью, Васильев сказал: «Мы не можем проиграть Малашенко это интервью». И, пожалуй, не проиграли».

Светлана Рейтер

«Однажды я брала интервью у молодого медика для журнала «Афиша». Он все прекрасно рассказал живыми человеческими словами. Я отправила ему текст на согласование, и он все переписал мерзким казенным языком: «растут ряды нобелевских лауреатов», «поднимают престиж нашей профессии»... Я хотела вернуть первоначальный вариант, но он заявил, что это категорически невозможно, и угрожал судом, если наше интервью будет опубликовано хоть в каком-то виде. Самое обидное, что это был молодой медик, ему было 27 лет, но он считал, что ученому нельзя говорить как нормальному человеку, что это несерьезно. В результате интервью вышло в сокращенном виде. И я была недовольна, и он».

Максим Ковальский

«В силу специфики издания часто собеседниками были чиновники. И вот они обязательно перед словом «Путин» вписывали «Владимир Владимирович», любое слово, похожее на живое, стирали, а еще любили дописать: «Ой, забыл сказать: в следующем году наше министерство планирует увеличить показатели по центнерам, гектарам...» И приходилось объяснять, что вписывать ничего нельзя. Так текст гулял туда-сюда раз пять, шла борьба, торговля: а давайте мы вот это оставим, а вот это уберем...

А однажды у нас было интервью с генералом из МВД. Речь шла о коррупции, экономических преступлениях и так далее. И я попросил ребят, которые шли на интервью, спросить генерала про его отношение к назначению на посты друзей. Собеседник ответил, что, конечно, это коррупция. Следующий вопрос был про Медведева. Когда мы получили текст после согласования, там не было ни ответа, ни вопроса. И, конечно, заявление, что если это оставят, то интервью вообще не дадут опубликовать. Вот зачем эта торговая процедура?»

Большой город