Валерий Панюшкин: «Нужно учить журналистов просто этике, а не рассказывать им то, что придумал Бершидский»

Этот разговор с Валерием Панюшкиным состоялся на Форуме издателей во Львове, куда он приехал прочитать лекцию «Журналисты – паразиты» и принять участие в дискуссии, приуроченной к выходу книги Сьюзен Зонтаг «Хвороба як метафора». Беседа началась с каких-то организаторских вопросов – как и что устроено и чего бы еще переустроить, но как-то естественно, почти сама собой перешла на то, что такое хорошо и что такое плохо – в журналистике, социальных сетях, наших странах.

Валерий Панюшкин в журналистике с 1994-го года. Когда-то я читала его в «Коммерсанте», потом в «Газете.ру», «Ведомостях», сейчас на «Снобе». Автор книг «Михаил Ходорковский. Узник тишины», «Газпром. Новое русское оружие», «Восстание потребителей», «Код Кощея: Русские сказки глазами юриста» и др.

- Валерий, как изменилась профессия за эти почти 20 лет. И главное – почему же произошла трансформация?

- Потому что появился интернет и социальные сети. Это тот редкий случай, когда Путин не виноват. Ты больше не можешь взять и рассказать новость. Потому что ее уже кто-то рассказал до тебя. Какая-то сволочь появилась уже там с мобильным, сняла это на видео и выложила в Facebook. И в результате, ты, журналист, не можешь рассказать ничего, что бы уже не было рассказано кем-то. Ты не можешь написать внятную историю, потому что количество знаков в Twitter ограничено. И все, что тебе остается – писать хокку.

Как-то я своим студентам дал задание. У нас в Москве проходят акции, во время которых разные известные люди ездят на инвалидных колясках, чтобы показать, что степень доступности среды для инвалидов очень неудовлетворительна. Я велел своим студентам написать об этой акции хокку. Студенты долго ломали голову, сказали, что это невозможно. И еще сказали: а ну-ка, покажи нам, как это делается. Я, надо сказать, долго думал и написал такое:

Тяжелые грузовики,
танки и марширующие солдаты,
Представьте, что вы из стекла.

- Какова была реакция студентов?

- Реакция была: а где «5w» – кто, что, где, когда, зачем? Где все правила, которым вы нас учили? Я ответил: да вот они все. Когда-то Александр Кабаков сказал, что любой даже самый хороший роман может быть рассказан одной фразой. Когда его попросили рассказать в одной фразе роман Льва Толстого «Анна Каренина», то он призадумался и ответил: «Если какая баба изменит своему мужу, то пусть пойдет и бросится под поезд». На что я ему возразил: «А где же вся линия Левина?», на что Александр Абрамович ответил: «Вся линия Левина заключается в слове “пусть”».

- Ну, тогда что же такое журналистское образование сегодня? Технологии? Как сделать так, чтобы твой твит разлетелся по всему миру?

- Учить нужно, прежде всего, технологии работы с языком. Это то, чего они абсолютно не понимают и поэтому не пользуются. В первую очередь надо понимать, что существует композиция. Она существует у романа, у полосной статьи, у новостной заметки и у твита. Более того: она всегда одинакова, строится по одним и тем же законам. Неплохо бы эти законы студентам объяснить. Во-вторых, придется объяснить, что слова имеют значения. Что «подушка» - это то, что кладется под ушко. Что в произвольном порядке поставленные синонимы к слову «сказал» - сообщил, заявил, признался – это разные слова. Что «заявил» и «признался» - это не одно и то же. Что смыслы могут возникать не только в самих словах, но и в сопоставлениях, в игре ними. В контекстах, возникающих в языке и между языками. Что именно поэтому работает фраза «Кивалов, підрахуй!». Вот этому и надо учить, а не неким взглядам…

- А журналистской этике?

- Нужно учить журналистов просто этике, а не рассказывать им то, что придумал Бершидский…

- Почему Бершидский? До него тоже была журналистская этика…

- До него была этика! Альберт Швейцер, например. Самурайская этика, которая очень сильно отличается от этики Швейцера. Потому что никак Швейцеру с его этикой благоговения перед жизнью сеппуку и кайсяку не объяснишь. А есть еще христианская этика, мусульманская… И вот все это неплохо бы изучить, чтобы человек отдавал себе отчет в том, что взгляды на то, что такое хорошо и что такое плохо, могут быть очень разными. И что этичное или неэтичное поведение – это ни фига не то, что сказал главный редактор, а всегда момент личного выбора. Потому что даже если главный редактор сто раз скажет, что проплаченные заметки – можно, они от этого этичными не станут. Потому что этика – это то, чем ты являешься, а не то, соответствуешь ли ты принятым в твоей редакции правилам.

- Как вы оцениваете сейчас российские медиа?

- Происходит приблизительно то же, что на излете Древнего Рима происходило с языческими храмами. Понятно, например, что храм Вакха предполагает некие оргии: умирающий и возрождающийся бог, вино, вакханки, плодородие и все такое. Но на определенном этапе весь сакральный смысл из этого выхолащивается и храм превращается в бордель. Вот это то, что происходит со СМИ. Сакральный смысл нельзя восстановить. Его можно только заменить – так в свое время на смену язычеству пришло христианство. Когда вдруг, в этом погрязшем в разврате Риме, стало модно в монахи уходить… Так вот: как только социальные сети научатся отличать плохое от хорошего – по какому-то их критерию – так немедленно появится некий новый профессионализм. В том-то вся и штука, что социальные сети пока не умеют отличать плохое от хорошего. Они пока отличают только популярное от непопулярного, но не умеют отличать правду от лжи и качество от халтуры.

- Как вы относитесь к тому, что российские журналисты переезжают работать в Украину?

- Ну, это очень понятная вещь: здесь работать по профессии можно, а в России работать по профессии практически нельзя.

- Каковы ваши планы? Переедете работать по профессии?

- Во-первых, не предлагали. Во-вторых, мне бы это было сделать значительно труднее, чем тому же Киселеву. Потому что у меня, в отличие от Евгения Алексеевича, четверо детей. И мне с этим табором перемещаться сложно. Хотя мне тут и приятнее, чем в России.

- У нас шутят, что это разница между кладбищем и дурдомом…

- Дурдомом? Я бы не сказал. Я вижу много плюсов: меньше агрессии, больше возможностей, меньше денег…

- Меньше денег – это плюс?

- Да. Смотрите, как-то я спросил владельца компании «Вымпелком» Владимир Зимина, почему он все свое состояние отдал на благотворительность. На что он ответил: вот я же старенький, того и гляди помру, и тогда полтора миллиарда достанется сыну. А он не готов. Они его убьют эти деньги. Эти деньги надо защищать. Заниматься политикой, интригами… Деньги – это та вещь, которая на тебя давит и тебе диктует. Возвращаясь к украинскому медиарынку. Когда нет лишних денег, то их можно собрать только с людей – читателей. А развивать медиа в России выгодно, только если их потом конвертировать в подъем нефтяных денег. Единственный способ в Украине развивать медиа – привлекать больше читателей, которые за свои гривны купят наш контент. Только нам надо, чтобы их было много, а еще надо – чтобы они нас читали, а значит, чтобы они соображали, чтобы ощущали себя кем-то. А в России этого ничего не надо. Надо просто прийти в Газпром и попросить у Газпрома денег.

- Валерий, у нас все так же. Тут тоже внерыночные политические деньги убивают рынок…

- Да, но их сильно меньше. У вас нет нефти. Поэтому деньги, собранные с читателей, могут быть сопоставимы с деньгами, например, Ахметова.

- Это иллюзия…

- Нет. Это вы просто еще не читали мою книжку «Восстание потребителей».Такую ошибку сделали в России банки в начале 90-х. Банкиры думали, что у населения денег нет. И поэтому не работали с деньгами населения. Так выросли разные МММ и другие сберегательные системы. Потому что у людей деньги были. Небольшие. Но людей много. Поэтому человек, который придумает, как собрать 2 млн читателей, победит любое СМИ с олигархическими деньгами.

А тот, кто придумает, как собрать 10 млн зрителей – победит любое олигархическое телевидение. Это должна быть внятная бизнес-идея о том, что же мы продаем такому большому количеству людей такого, что им нужно каждый день. Более того, я знаю группу в России, которая способна провести исследования и такую идею сгенерировать. Это группа Александра Аузана. Его часто приглашают проводить разные исследования. Иногда получаются забавные вещи. Как-то его пригласили провести исследование, что надо сделать, чтобы в России появилась своя мощная автомобильная промышленность – чтобы не автомобили «Форд» собирать, а свои марки. В результате исследований выяснилось, что автопром в России невозможен, но не по экономическим причинам, а по причинам сугубо культурным. По причинам культурного пренебрежения россиян к стандартам. То же самое с медиа. Необходимо понять, почему англичанин каждое утро открывает газету, а украинец, если у него нет обязанности читать газеты «по работе», – нет.

- Ваша лекция на Форуме издателей во Львове называется «Журналисты – паразиты». Почему паразиты?

- Грубо говоря, раньше журналист делился авторитетом и популярностью своего издания с людьми, которые обладали меньшей известностью. Анна Политковская еще писала о никому не известных людях в Чечне, с которыми случилось то-то и то-то. Сейчас журналист цепляется за более известные, чем он, вещи. Pussy Riot известнее, чем журналист Олег Кашин, который о них написал, Чулпан Хаматова более известна, чем Ксения Собчак, поэтому Ксения Собчак задает ей вопрос о том, шантажировал ли ее Владимир Путин.

- По-вашему, паразитирующая модель – побеждает?

- Конечно. Социальные сети. Перемещение по тэгам. Тэг «Pussy Riot». Если ты высказался по этой теме, сказал какую-то ерунду типа «Свободу Pussy Riot» или наоборот «В тюрьму Pussy Riot», то твой текст прочитали миллионы. Если ты написал душераздирающий текст про угнетение женщин, которых никто не знает, то твой текст никто не прочел. Вот так это работает. И мы снова возвращаемся к тому, о чем говорили: на этом пути правда не отличается от лжи, а качество от халтуры. Пока.

Леся Ганжа, Редакторский портал