«Безусловно, для того, чтобы заговорить, требуется смелость - но еще большая смелость требуется для того, чтобы промолчать, выслушать, поверить и заговорить, когда придет время».
Говорите только если это изменит к лучшему тишину. - Мохандас Ганди
То, каким было освещение событий, произошедших в Бостоне, показало, насколько глубже СМИ необходимо понять две вещи: когда нужно промолчать и как выбрать правильный момент для того, чтобы заговорить.
Интернет позволяет обычным людям, а не только журналистам, оперативно выражать свое мнение по различным вопросам перед потенциально большой аудиторией. Однако, в идеале, пресса должна быть чем-то большим. Она должна обоснованно отвечать на два взаимосвязанных вопроса: почему необходимо знать что-то в данный момент? И почему необходимо в данный момент что-то сказать? Оба вопроса требуют знания того, чего не следует говорить, и того, когда этого делать не следует – знаний, которые сетевая пресса только начинает приобретать.
В наиболее широком определении, сетевая пресса - это система, которая обращает внимание, представляет, распространяет и детализирует общественно значимые точки зрения. При освещении событий в Бостоне данная система включала: журналистов основных агентств новостей, пользователей «Twitter» и «Facebook», распространяющих информацию в режиме реального времени, представителей правительства, транспорта и сотрудников правоохранительных органов, которые предоставляли сведения, зрителей ТВ, слушателей радио и сканера полиции, а также пользователей «Reddit» и «4chan», которые пытались, хотя и безуспешно, идентифицировать организаторов взрывов.
В лучшем случае, сетевая пресса сообщала людям важную, оперативную информацию, способствовала возникновению у них сочувствия и стимулировала выполнять соответствующие действия, а также помогала формировать информированную общественность, которая была готова расследовать трагедию и не допустить ее повторения в будущем. Но, к сожалению, было много ситуаций, в которых данная система с треском провалилась:
Надо отметить, что были и положительные моменты. Некоторые информагентства и социальные медиавоздержались от комментариев, пытались просвещать аудиторию и размышляли (запоздало) о том, как они работают. Некоторые журналисты умело сообщали информацию, не спекулируя на теме, а один журналист открыто признал, что «вообще ничего не знает». Общество профессиональных журналистов предостерегало от публикации преждевременных репортажей, а некоторые ученые высказали свое мнение по поводу того, как можно усовершенствовать краудсорсинг.
Однако самые большие промахи за ту неделю - для агентств новостей и пользователей социальных сетей - произошли, когда оказалось, что тем, кто говорил, возможно, было бы лучше промолчать.
Под молчанием я имею в виду осмотрительное отсутствие высказываний. Предположить, что люди иногда неговорят, не делятся своими представлениями о вещах, или не участвуют в открытой, заметной, экспериментальной коммуникации, это то же самое, что поставить под вопрос идеи, которые глубоко укоренились в американской культуре: что больше высказываний всегда лучше, что при коллективном рассмотрении легче выявить проблему, и что солнечный свет является лучшим дезинфицирующим средством. Нас поощряют к самовыражению, к стремлению избегать клеветы, к вере в то, что рынки идей, в конечном счете, так или иначе, обеспечат правильные ответы. Социальные медиа самозабвенно культивируют эти привычки и взгляды, побуждая нас комментировать, «лайкать», устанавливать теги, отправлять твиты, регистрироваться и отслеживать материалы. Мы способствуем повышению их ценности в целом, а также для рекламодателей, в то время как нам якобы позволяется сравнить наши мнения с другими.
Поэтому когда происходят такие события, как в Бостоне, сетевая пресса оказывается неготовой молчать. Мы испытываем двойной структурный удар - беспомощные из-за социальных и экономических сил, побуждающих нас к самовыражению, и политических традиций, которые подразумевают, что истина возникает при столкновении с ошибкой. Тем не менее, те события показали, что иногда, возможно, происходящее стоит оставить безкомментариев. Как бизнес-модель, сайты социальных сетей основываются на постоянном самовыражении их пользователей, но означает ли это, что пресса должна быть такой же?
Как нам разобраться в таком молчании? Оно может быть истолковано как доверие к тем, кто говорит - но это предположение срабатывает только если ораторы законно заслужили право говорить от нашего имени. Молчание также может быть истолковано как доверие к неконтролируемым силам (например, правоохранительным органам и государственным должностным лицам, или агентствам новостей со специальным доступом к ним), с зависимостью от тех, действия которых, совершающиеся в наших интересах, мы не можем увидеть или услышать. Однако это предположение является верным только в том случае, если находящиеся при власти ощущают разницу между частной жизнью и секретностью - между конфиденциальностью, которая охраняет людей от бесполезных проверок, в противовес цензуре, которая питает коррупцию. Обоснованная критика радикальной открытости и прозрачности сети Интернет помогает нам понять значение молчания, но ее нужно больше, особенно в сфере сообщения новостей.
Риски, связанные с проявлением незаслуженного доверия, реальны. Мы находимся в уникальном историческом периоде, когда пресса созрела для радикального редизайна - когда это возможно для тех, кто создает условия, в которых работает сетевая пресса, чтобы помочь нам понять смысл и значение онлайн - молчания при освещении новостей.
Одним из способов доверять молчанию является понимание того, что побуждает людей говорить.
В социологии новостийных агентств есть много материалов, посвященных роли выбора правильного момента сообщения новостей. Часто новости возникают вследствие того, что предположения, технологии и практикаобъединяются: журналисты считают что-то достаточно существенным, чтобы назвать это «событием», это что-то происходит в сфере, за которой следят, и происходящее в которой описывают агентства новостей, надежные источники готовы предоставить точную информацию, а аудитория готова получить новости именно в данный момент, из данной сферы и в данном контексте.
Даже онлайн - агентства соблюдают предсказуемые временные шаблоны. В одном исследовании онлайн - сообщение важных политических новостей описывается как серия «событийных» репортажей, которые журналисты создают, следуя ритму, заданному Интернет; в другом говорится, что, несмотря на режим в идеале постоянного обновления информации в Интернет, большинство историй не обновляются ранее, чем через 2 часа после публикации; еще в одном исследовании говорится о том, что онлайн - редакции склонны называть новости «главными», если считают, что это привлечет внимание аудитории и выделит их среди конкурентов.
Периодичность освещения новостей отражает то, что Эмиль Дюркгейм назвал «консенсусом о понятии времени».Другими словами, новости зависят от того, как люди делают отметку времени – от того, как и почему один момент существенно отличается от другого. Иногда отметки являются биологическими – окончание дня наступает с заходом солнца и отходом ко сну – также они часто являются социальными, технологическими и организационными. Утренние и вечерние газеты являются отражением потребностей рекламодателей, свободного времени читателей, а также графиков печати и распространения. Периодичность освещения новостей связана с традициями – а не сутью - и «существует» на основании, в значительной мере негласного, соглашения по поводу того, какие события являются достаточно значимыми, чтобы считаться новостями.
Поэтому, учитывая распространенность и динамический характер сегодняшней сетевой прессы, в условиях которой новости могут возникнуть в любой момент, все-таки, когда же они должны возникать?
Если пресса отмечает изменения только тогда, когда два или более авторитетных источника сообщают о них, планка располагается слишком низко. Гораздо лучше для прессы было бы проходить прагматический тест: объяснять, почему данная конкретная версия происходящего должна быть отражена сейчас. Жителям Уотертауна необходимо было знать о происходящем, чтобы оставаться дома, но почему некоторые сочли необходимым заполнять эфирное время в «Twitter», спекулируя национальной принадлежностью подозреваемых, когда они это делали? Если традиционные СМИ более «не владеют материалом», то сетевая пресса могла бы лучше объяснить нам, почему она «говорит».
Очень трудно понять, меняет ли то, что вы говорите, к лучшему тишину, в любой момент времени. Это не простой тест.
Уильям Джеймс, исследователь Гарвардского университета и сооснователь философии прагматизма, предположил, что вместо вопроса «это правда?», возможно, лучше спрашивать: «какое практическое отличие этой идеи от другой, чтобы она могла считаться истинной?» Это, безусловно, корявая постановка вопроса, но она являет собой тот вид скептицизма, который может помочь сетевым СМИ осмысленно сообщать новости. Прессе, таким образом, необходимо не только проверять информацию (например, находить два или более авторитетных источника), но также решать (и, возможно, сообщать аудитории), почему важно услышать определенную точку зрения в данный момент.
Опытные редакторы новостей уже привыкли задаваться вопросом не только о том, было ли что-то проверено, но также заслуживает ли это освещения в СМИ. Мне кажется, однако, что провалы СМИ, случившиеся при освещении Бостонских событий, возможно, можно было бы смягчить, если бы сетевая пресса (журналисты, пользователи «Twitter», «Reddit» и «4chan») имели привычку проходить такой прагматичный тест - и если бы для этого существовала поддерживающая практика. Вместо того, чтобы думать, что всегда лучше больше говорить - что Интернет - рынок будет судить о ценности проверенной информации «на месте» - для общества было бы лучше говорить и привлекать внимание только тогда, когда есть четкие и оправданные причины для этого. На прошлой неделе мы увидели последствия того, что рынок сам все выяснял, последствия того, что средства массовой информации сделали так, что все выглядело правдоподобно сразу.
Джон Дьюи, еще один прагматик и комментатор, описал идеальную коммуникацию как эмпатию и предвидение. Поскольку каждое высказывание способствует «объединению», комментаторы обязаны представлять себе последствия сказанного из соображений этики. Такого рода представление требует знания того, с кем вы общаетесь, и прогнозирования того, как ваши слова могут быть связаны с их высказываниями - два типа знания, которые чрезвычайно трудно быстро приобрести в сети Интернет.
Что же делать? Во-первых, те, кто создает условия, в которых работает сетевая пресса - регуляторы, издатели, спонсоры, хакеры - могут использовать эти концепции молчания, выбора правильного момента и прагматизма в качестве отправной точки для разработки политики и структуры. Что бы это значило: необходимо создать среду сообщения важных новостей, которые представляли бы отсутствие освещения событий, структурировать периодичность освещения новостей в разрезе воздействия, которое могут оказывать репортажи в разное время суток, позволить некоторым репортажам появиться позже, что даст аудитории (в режиме реального времени) ощущение того, как их твиты и действия влияют на освещение событий.
Во-вторых, те, кто публикует материалы в сетевой прессе, могли бы рассмотреть возможность объяснения своего молчания в определенные моменты, по конкретным темам. Представьте, если бы «CNN» обратилась к своим зрителям со словами «мы спекулируем на сведениях без понимания последствий, поэтому мы собираемся вернуться к программированию на некоторое время и снова выступим, когда нам будет что сказать по существу». Или, допустим, человек, отслеживающий сообщения Департамента полиции Бостона напишет в твиттере «я не уверен в том, что я слышу или расшифровываю, поэтому я прекращаю слушать сканер, пока все не выяснится», - и тогда его перестанут считать слушателем сканера.
Действительно, в эпоху потребительского надзора и большой неточности данных, пользователи могут рассматривать значимость своего присутствия в определенной среде как необходимость наблюдения. Почему так много людей настроилось на прослушивание сканера Департамента полиции Бостона, как подсчитывалось и интерпретировалось их присутствие, и могли ли они лучше выполнить свой гражданский долг, не участвуя в «спектакле», и используя свои браузеры - и направляя свое внимание – на что-то другое? Общественный контроль за деятельностью правоохранительных органов, безусловно, имеет важное значение, но если вы слушали сообщения сканера, зачем вы это делали? Стал ли сканер источником новостей как таковым, потому что многие его слушали, и стали ли репортажи агентств новостей репортажами только потому, что многие их отслеживали?
Наконец, некоторые могут предложить, что агентства новостей должны стать более открытыми, позволяя аудитории видеть внутреннюю работу и отслеживать процесс принятия редакционных решений при освещении важных новостей. В рамках образовательной цели это имеет реальную ценность, поскольку аудитория сможет лучше понять, как трудно принимать быстрые решения в сфере новостей. Но учитывая риски, которые сопряжены с открытостью (непонимание того, что становится видимым) и ее иногда сомнительная ценность во времязависимых условиях, я думаю, что лучшим, более системным подходом было бы выяснение того, как доверять сетевой прессе, когда она молчит. Такое доверие может обеспечить молчанию время, необходимое для того, чтобы стать значимым.
Во время важных событий - когда все происходит в настоящий момент и все ведут борьбу за право быть первыми и самыми заметными в сообщении новостей, когда эфир сканера заполнен порывистыми аудио-сигналами, и когда краудсорсинг недостаточно развит - сетевая пресса может остановиться и спросить себя «а что если та версия правды, которую мы собираемся сообщить, просто принимается за правду?» В такие минуты остановка,выслушивание, наблюдение и обдумывание не являются проявлением гражданского бездействия - это, скорее, другой, менее примечательный тип участия, который нужно лучше понять, оценить и сделать более заметным.
Хочу внести ясность: я не утверждаю, что любой человек должен просить разрешения высказаться, или, что такое высказывание должно быть технологически отложено, буферизовано или подвергнуто цензуре. Скорее, я представляю себе, какой была бы сетевая пресса, если бы люди проявляли эмпатию и дальновидность, прежде чем высказываться во время возникновения определенных событий, что сделало бы молчание значимым среди неограниченного самовыражения. Какой бы была такая пресса и как мы могли бы ее создать? Безусловно, для того, чтобы заговорить, требуется смелость - но еще большая смелость требуется для того, чтобы промолчать, выслушать, проверить и заговорить, когда придет время.
Автор: Майк Ананни является доцентом в школе Анненберга при Университете Южной Калифорнии, где он исследует общественную значимость систем сетевой журналистики. Он также является сотрудником Центра Беркмана по изучению интернета и общества Гарвардского университета, имеет степень доктора наук по коммуникациям Стэнфордского университета, степень магистра «MIT Media Lab» и бакалавра Университета Торонто.
Редактура, перевод: Редакторский портал