Медиакомпания Thomson Reuters предложила Financial Times Group создать совместное предприятие. Сделка будет реализована по принципу недавнего слияния издательств Random House и Penguin, в результате которого холдинг Pearson стал владельцем 47% новой компании.
Целый ряд исследований последнего времени доказал, что финансовая пресса и СМИ могут оказывать сильный эффект на определенные акции на рынках, например приводя к ненормальной прибыли и неустойчивости цен. Опубликованные в какой-нибудь авторитетной газете данные и аналитика, а также слухи об определенных компаниях могут подтолкнуть инвесторов пересмотреть свои ожидания и изменить прогнозы эффективности их акций и портфелей. Намного меньше нам известно о влиянии на рынки новостей более общего плана, а также субъективных мнений финансовых журналистов, особенно во время экономических потрясений.
Заглушаемые гипотезами об эффективности рынков мейнстримовые экономисты и представители органов — регуляторов рынка — это, пожалуй, единственные люди, кто считает, что цены дают всю необходимую информацию тому, кто хочет принимать трезвые инвестиционные решения. Здравый смысл простых обывателей между тем рассматривает финансовую прессу и СМИ как неотъемлемую часть финансового рынка, а вовсе не как внешний, посторонний или не имеющий значения фактор. Очевидно, доказать этот тезис эмпирическими данными было серьезным вызовом для меня как ученого.
Итак, вот что я попытался сделать с моим коллегой, доктором Робертом Касарином, эконометриком из венецианского Университета Ка’ Фоскари. Наша идея заключалась в том, чтобы изучить передовицы некоторых финансовых газет, в частности Wall Street Journal, Financial Times и Il Sole 24 Ore, с сентября 2008 года по сентябрь 2009 года, то есть в самый разгар глобального экономического кризиса. Мы создали коэффициент плохих новостей, измерив общую интонацию и акценты, с которыми подана основная мысль, во всех статьях-передовицах исследуемых газет. Таким образом, мы попытались определить их ежедневное влияние на стабильность и корреляцию цен в момент закрытия бирж Dow Jones, FTSE и FTSE MIB. Это было необходимо, чтобы создать картину того пессимизма, который доминировал в то время, и понять возможную взаимную детерминацию прессы и рынков.
Результаты исследования показали, во-первых, что за рассматриваемый период плохие новости о кризисе появлялись на первых страницах газет постоянно, даже несмотря на другие значительные события, например на первые выборы Барака Обамы. Пиков пессимизма было три: 16 сентября 2008 года, за день до того, как Lehman Brothers был зарегистрирован по 11-й статье американского Кодекса о банкротстве; 24 октября 2008 года, после слушаний в конгрессе, на котором Алан Гринспен признал, что слишком слепо верил в саморегулируемость рынков; и 6 апреля 2009 года, во многом под влиянием Financial Times, когда план Гейтнера по выкупу проблемных активов был раскритикован как предложение выбросить государственные деньги на ветер, а британские аналитики начали предсказывать скорую стагфляцию.
Во-вторых, мы обнаружили существенные отличия между газетами в их отношении к кризису. В то время как с сентября 2008 года по март 2009 года пресса в равной степени разделяла пессимизм, Financial Times в отличие от остальных изобиловала плохими новостями и в последующий период, продолжая пессимистичные дебаты о кризисе, особенно в связи с его влиянием на экономику.
Оценивая влияние плохих новостей на рыночную устойчивость и корреляцию, мы пришли к выводу, что пресса и рынки влияли друг на друга, вызывая финансовую нестабильность, и что Wall Street Journal несет основную ответственность за большую часть этой нестабильности. Было интересно наблюдать, как любая пессимистичная мысль, высказанная на страницах этой известной американской финансовой газеты, оказывала существенное влияние на колебания рынка. Более того, мы выяснили, что любая плохая новость в Wall Street Journal оказывала негативный эффект на корреляцию между американским и британским рынками. То есть плохие новости в Wall Street Journal, которая уделяет внимание в основном экономике США, влияли и на глобальные стратегии инвесторов по диверсификации рисков.
Какие уроки можно вынести из нашего эмпирического анализа? Прежде всего он подтверждает прежние экспериментальные данные об асимметричной реакции на новостной поток, согласно которым плохие новости всегда вызывают больше последствий, провоцируют более сильные индивидуальные реакции, чем хорошие новости. Во-вторых, наши результаты сигнализируют, что сегодня финансовые рынки нужно рассматривать как комплекс сложных рефлексивных социотехнических архитектур, где цены отражают не только стандартную и достоверную информацию, публикуемую властями, но и весьма субъективную информацию, например мнения в прессе, чья истинная ценность для инвесторов вызывает вопросы.
Инвесторы располагают лучшими технологиями и более точными данными по сравнению с журналистами, и это должно толкать первых к тому, чтобы пренебрегать мнением прессы. Но это только одна сторона проблемы. Бесспорно, всякий знает, что тон передовиц и метод подачи информации отражают газетную стратегию по продаже тиража: заметки должны вызвать у читателя интерес броскими историями с простыми причинно-следственными связями, которые при том подчас не соответствуют действительности. Наши данные продемонстрировали, что, возможно, в периоды кризиса, когда делать прогнозы развития рынков становится затруднительным, инвесторы склонны обращаться к ценам и СМИ как к двум взаимодополняющим источникам информации, благодаря чему границы между двумя этими секторами размываются. Это может создать условия для того, что мы определили как «социальную конструкцию пессимизма» — с серьезными последствиями для поведения рынка и его непредсказуемости.
И последнее — но не по значимости. Результаты нашего исследования призывают к серьезному пересмотру этических аспектов, ответственности и профессионализму финансовой журналистики. Это особенно важно сегодня, когда журналистика сталкивается с необходимостью освещать рынки все более сложные и все сильнее подверженные глобализации.
Фламинио Скуаццоне, профессор экономической социологии Университета Брешиа, Италия, по материалам доклада, представленного на конференции НИУ-ВШЭ «Укорененность и за ее пределами: объясняют ли социологические теории экономическую реальность?»
Pearson принадлежит Financial Times Group, которая объединяет одноименную деловую газету, сайт FT.com, компанию Mergermarket (занимается сбором и обработкой корпоративной информации для подписчиков). Группа также владеет 50% журнала The Economist. Вместе с FT издательство учебной литературы Penguin входит в холдинг Pearson.
О готовящейся сделке сообщила газета The Telegraph со ссылкой на собственные источники. Видимо, это значительная сумма для Financial Times, если издание готово отказаться от редакционной независимости, говорит инсайдер.
Информация о продаже Financial Times появились после сообщения о смене руководства Pearson. Глава холдинга Марджори Скардино объявила, что покинет свой пост в конце года. Ранее она утверждала, что продаст газету «только через свой труп». Однако покупателями группы называли Bloomberg LP, News Corp. и Thomson Reuters.
Сейчас Financial Times переживает трудные времена из-за падения рекламных доходов.
Sostav.ru