26-28 марта в Казани прошел очередной этап восьмого фестиваля «Вместе – радио». В фестивале принял участие музыкальный критик и независимый журналист Артемий Троицкий. Участники фестиваля имели возможность послушать его размышления о том, как журналист может оставаться независимым и при этом не сдавать своих позиций. Кроме того, Артемий Троицкий высказал свое экспертное мнение о кризисе, который переживает музыкальное радио в России. В Казани у Артемия Троицкого взял интервью Андрей Аллахвердов, главный редактор Фонда независимого радиовещания.
__________________________________________________________________
А.А.: Артемий, здесь на фестивале вы говорили о кризисе музыкального радио. По вашему мнению, кризис только на музыкальном радио? Или на радио вообще?
А.Т.: Я считаю, что в общем и целом, конечно, радио сейчас переживает очень сильный «наезд» со стороны Интернета, но мне представляется, что в музыкальном радио падение интереса ощущается серьезнее, чем в радио информационном и вообще говорильном. Думаю, что это связано, в первую очередь с тем, что наше информационно-говорильное радио по своему качеству значительно выше, чем музыкальное радио. Какие-то неплохие традиции говорильного радио – скажем, детские передачи или тот же «Театр у микрофона» и т.д. – были заложены еще в советское время. При всей идеологической ограниченности нашего тогдашнего радио, можно сказать, что в творческом, техническом и в чисто журналистском отношении у нас было много интересных работ, которые до сих пор иногда вспоминают. А музыкального радио при советской власти у нас фактически не было вообще…
А.А.: «Маяк»?
А.Т.: Ну, это так… Соответственно, школы нет, традиций нет. Все азы музыкального радио были заложены только в начале 90-х годов. Притом, азы, то есть, база изначально была заложена неправильная: гиперкоммерческая, основанная на форматировании радиостанций и принципе ротации, что, я считаю, для творческого музыкального радио крайне вредно и просто убийственно. Соответственно, наше музыкальное радио никогда не было хорошим. Это всегда было сугубо вторичное, малопрофессиональное, зашоренное и зависимое от каких-то, часто ложных, западных принципов радио. В качестве такового оно ничего интересного так и не смогло создать за 20 лет своего существования. Поэтому в конкуренции с Интернетом первой жертвой становится, естественно, более слабый и менее внятный, а это – музыкальное радио. А информационные станции у нас до сих пор есть и известные, и авторитетные. И, как мне представляется, сильные информационные станции еще вполне в состоянии если не дать бой Интернету, то, по крайней мере, выдерживать конкуренцию с ним, идя каким-то параллельным курсом.
А.А.: Но с другой стороны ведь с коммерческой точки зрения самые устойчивые – это как раз музыкальные станции. А информационные станции, если и успешны как бизнес, то выживают с огромным трудом. И среди них много станций, которые поддерживаются из бюджета – муниципального, регионального, федерального.
А.Т.: Я думаю, что все это временное явление. Музыкальные станции просто гораздо более уязвимы. Потому что, если мы положим на чашки весов радио и Интернет, то разговоров в Интернете и такого живого словесного информирования практически нет. Если вам нужна информация в Интернете, ее надо читать. Читать – и все тут. Поэтому радио – я имею в виду информационное, говорильное радио – предоставляет нечто такое, чего в Интернете вообще практически нет. Может быть, потребность в этом в Интернете и не слишком велика, но все равно, для тех, кто привык слушать живую человеческую речь, а не читать все черным по белому, радио все равно имеет преимущество перед Интернетом. Что же касается музыки, то музыки в Интернете ж***й ешь. И она не то, чтобы во многие разы, а на многие порядки разнообразнее, актуальнее и качественнее, чем та музыка, которую передает коммерческое FM-радио. Поэтому конкуренция со стороны Интернета несравнимо сильнее. Может быть сейчас музыкальные станции по традиции еще подпитываются какими-то рейтингами и какой-то рекламой, но динамика их популярности гораздо хуже, чем говорильных станций.
А.A.: Каковы ваши впечатления от фестиваля в Приволжском округе?
Артемий Троицкий: Я, честно говоря, не ожидал, что все залы будут забиты битком. И совсем уж меня удивило, что почти все ребята, которые тут были, это, в общем-то, молодые люди. Я, к сожалению, привык к тому, что очень многие радийщики, и московские, и провинциальные – кстати, московские даже больше, чем провинциальные, – это люди, которые по каким-то причинам не ушли на телевидение или не занялись бизнесом. Они остались на радио в виде такого осадка, потому что больше нигде не пригодились. Мне это всегда было очень обидно, потому что я люблю радио больше, чем телевидение, я считаю, что это ужасно приятная работа. И то, что многие считают радио не более, чем ступенькой, каким-то переходным этапом между, скажем, институтом и какой-то реальной большой карьерой, мне всегда казалось неправильным. А тут было много ребят молодых и, как мне показалось, очень увлеченных своим радиоделом. Это уже было здорово.
Работ я услышал не так много. Я участвовал в обсуждении тематических программ. Надо сказать, что эти работы мне тоже очень понравились. Понравились не столько по форме, я бы как раз сказал, что форма была нормальная, то есть, ничто меня там не удивило. Все было сделано грамотно, хорошо смонтировано, более или менее прилично подобрана музыка, но ничего неожиданного, никаких радийных экспериментов, ничего особо остроумного в формальном плане я не услышал. А вот по содержанию как раз мне показалось, что это было очень здорово. Там были прекрасные работы на современные социальные, я бы даже сказал, острейшие социально-политические темы. Работы о том, как государство бросает на произвол судьбы и обрекает на блокадное существование целые города. Прекрасные были исторические работы об экспедиции студентов из Перми по памятным местам «Архипелага ГУЛАГ». И даже работы, посвященные текучке, каждодневной городской жизни, были, как мне показалось, очень неглупыми, остроумными и, главное, сделанными с азартом. То есть, я практически не услышал радиопередач, которые были бы сделаны «на автопилоте», как это очень часто бывает. Все было сделано с чувством живейшей заинтересованности. И, по-моему, это было замечательно. Я очень порадовался.
А.А.: Вы говорите, что не было эксперимента. А какого эксперимента вы бы ожидали?
А.Т.: Мне трудно сказать, какого рода экспериментов я мог бы ожидать, потому что, вообще говоря, я не знаком с теперешними какими-то передними краями журналистской деятельности. Теоретически это могло быть что угодно. Это могли быть выкрутасы с компьютерным монтажом, могли быть какие-то интересные музыкальные, скажем... не знаю даже, что… в общем, что-то такое, чего, я не слышал никогда. Надо сказать, что все радиостанции, которые я слышу последние лет десять-пятнадцать, это, как правило, традиционное «говорильное» радио вроде того же «Эха Москвы». Изредка музыкальное радио или полумузыкальное типа «Серебряного дождя». Но там ничего интересного нет. Насколько я понимаю, они и не «заточены» под какие-то радийные эксперименты. Там все идет очень гладко. Тут тоже в формальном плане было все гладко, а возможно здесь ничего такого экспериментального принципе быть не может, не знаю, мне трудно сказать. Я не слежу за этим. Но я повторяю: при том, что по форме все было традиционно, по содержанию, как мне показалось, все было очень качественно и интересно.
А.А.: Когда вы начали разговор по поводу того, как оставаться независимым журналистом не сдавая своих позиций, вы сказали, что тема довольно странная, что ее придумали не вы, но тем не менее вы согласились об этом говорить. Значит, вы считаете, что тема все-таки актуальная? Ведь есть люди, которые говорят, проблема высосана из пальца.
А.Т.: Я считаю, что она не то, что актуальная, это просто важнейшая тема в жизни любого человека. И она касается не только его профессиональной деятельности и уж тем более не только журналистики. Думаю, что актуальность этой проблемы должна быть очевидна каждому, поскольку времена у нас сейчас подлые, времена, которые со всех сторон нашептывают и постоянно склоняют людей и в профессиональной жизни, и в личных отношениях, и в каких-то их духовных и умственных порывах к компромиссу, к жестокости, к равнодушию и прочее, и прочее. Я думаю, что любой человек, живущий в современной России, испытывает на себе эти щелчки со всех сторон каждый день. Боюсь, что большинство людей научилось относиться к вызовам такого рода очень лояльно, то есть лениво, прагматично и, в общем-то, равнодушно. Я считаю, что этим равнодушием каждый человек сам себя в лучшем случае слегка обкрадывает, а в худшем – уничтожает. Но раз уж мы тут заговорили о журналистике, то журналистика, в отличие от профессии бармена, скажем, или программиста, это профессия, где все эти соблазны, все эти вызовы, все эти наезды на человеческую личность случаются гораздо чаще, чем где бы то ни было. Потому что это гуманитарная профессия, это «общенческая» профессия, это профессия, которая практически вся состоит из ежечасного выбора, того или иного. Как ты скажешь, как ты напишешь, с кем ты встретишься, как ты поступишь. Так что для журналистов это особенно важно.
А.А.: Ну вот вы предложили людям, которые чувствуют какой-то прессинг извне или даже внутри редакции или если им просто некомфортно работать, уйти, использовать огромные возможности, которые дает Интернет. Вы говорите: возьмите, организуйте свою радиостанцию в Интернете. Вы действительно считаете, что это выход? Реально это можно сделать?
А.Т.: Ну, если бы я так не считал, то я бы, наверно, так и не говорил. Я искренне считаю, что не бывает в профессиональной жизни каких-то абсолютно тупиковых, безвыходных ситуаций. Точнее, таких ситуаций, единственный выход из которых это насилие над собой, ложь, компромисс и всяческое прогибание. Все-таки значительная часть моей жизни, в том числе и профессиональной, прошла в Советском Союзе. Мне 55 в этом году, а в журналах, газетах и так далее я начал печататься с 1974 года. То есть это было очень давно. Соответственно, лет пятнадцать-шестнадцать моей журналистской практики пришлись аккурат на советский период. Надо сказать, что даже в советское время я умудрялся делать так, как я хочу, хотя это было гораздо сложнее, чем теперь. Я считаю, что сейчас, когда имеется масса новых, невиданных возможностей, в первую очередь предоставляемых Интернетом, можно особенно не тосковать насчет того, что что-то сделать не дают, и что невыносимо где-то работать, и отвратные начальники, и заставляют лгать и подличать. Думаю, что все это или лицемерные отговорки, или признак то ли глупости, то ли слабости. Ну а что там общаться с глупыми людьми и советы им давать. Умные инициативные люди, я уверен, всегда смогут найти для себя достойную нишу.
А.А.: С другой стороны, часто сталкиваешься с тем, что люди не то, чтобы сознательно идут на какую-то подлость и так далее, а просто не понимают, что вот этот шаг – это какой-то этический компромисс. Исчезают границы, например, между журналистикой и пиаром, между независимостью и обслуживанием чьих-то интересов. Вам не кажется, что какие-то критерии размыты?
А.Т.: Ну, наверно… Мне трудно сказать. Дело в том, что я не работаю в коллективах. я уже тыщу лет сам по себе. И мне очень трудно сказать, что происходит в коллективной, корпоративной профессиональной жизни. Полагаю, что да, всегда найдутся люди, которые скажут: а мне приказали. А раз мне приказали, значит я должен выполнять, и плевать – на войне, как на войне. Бывают люди, которые верят в концепции типа лжи во спасение. На самом деле таких скользких этических ситуаций во все времена было огромное количество. Думаю, что в наше время они продолжают жить и здравствовать. Но как эти проблемы решать, я не знаю. Это индивидуальное дело каждого. Я могу просто посоветовать такую штуку: если возникает некая двусмысленность, почему бы не посоветоваться с кем-то, чье мнение вы цените или кто может лучше об этом знать. Вот буквально на прошлой неделе мне позвонил известный Юра Шевчук, и сказал, что его и группу «ДДТ» приглашают выступить в концерте по случаю Дня Победы в городе Лондоне, в Ройал Альберт-Холле. И все это там обставлено очень нарядненько. Устраивают все это, естественно, наши люди, близкие к власти, и наши олигархи. С другой стороны как-то там участвует и Красный Крест, и каких-то английских ветеранов пригласили. Опять же, с третьей стороны, сцену ему там придется делить с такими сомнительными персонажами, как, скажем, Иосиф Кобзон, Надежда Бабкина. И Шевчук, соответственно, находился в сомнении и смятении по этому поводу. Но, зная меня, в том числе, как специалиста по городу Лондону, он спросил, что я думаю на этот счет. Я не стал ему давать никаких советов, я ему просто объяснил расклад. Что делают, для чего делают, чтó они в этой ситуации смогут сделать и чего они сделать не смогут. Он меня послушал, сказал: «Спасибо большое. Подумаю, приму решение». Полагаю, что он туда не поедет. И правильно сделает.
А.А.: Наверно, последний вопрос. Мы сейчас с вами говорили о проблемах разного уровня, разного плана, лежащих в разных плоскостях. На ваш взгляд для российской журналистики, не только радио, для журналистики вообще, для СМИ какая проблема самая серьезная?
А.Т.: Я думаю, что самая серьезная проблема это проблема обретения чувства собственного достоинства и смелости. Потому что я постоянно сталкиваюсь с тем, что люди-то все, в общем, думают правильно. Все всё понимают, все всё видят, все тихо возмущаются. Но при этом никто ничего не делает. То есть ситуация абсолютно аналогична той, которая была в Советском Союзе где-нибудь в 70-е – начале 80-х годов, когда все, за исключением каких-то отъявленных идиотов, знали, что такое Леонид Ильич Брежнев, КПСС, советская власть и прочее, и прочее. Но разговоры все, естественно, выливались в лучшем случае в анекдоты, велись по кухням, и за исключением крошечной горстки диссидентов вообще никто ничего не предпринимал. Тогдашняя ситуация разрешилась, как известно, с приходом Горбачева и всякими неожиданными мутациями, которые, полагаю, были абсолютно неожиданными и для самого Горбачева и которые привели к некоторым, как мне представляется, скорее хорошим, нежели плохим результатам. Во всяком случае, изменили ситуацию очень сильно. Думаю, что наша властная верхушка уроки тех лет усвоила. И на какие-то революции сверху, я лично никаких надежд не возлагаю. А если даже и рассчитывать, что среди высшего начальства объявятся совестливые люди, кто-то зашевелится и захочет что-то реально сделать, а не только бесконечно болтать языком на вольные темы, даже в этом случае прогрессивным начальникам нужно подспорье в виде какой-то гражданской активности, журналистской активности в том числе. Без этого ничего хорошего стране не произойдет. Пока что эта активность находится на каком-то микроскопическом уровне, хотя, как мне кажется, буквально за последний год ситуация стала несколько лучше. Может быть потому что рядом с безнадежным Путиным появился как бы второй добрый царь, который не ахти как силен, но вроде говорит многие правильные вещи. Я имею в виду Медведева. Может быть, потому что власть как бы чуточку размылась, уже нет такой зверской монолитности. Может быть, потому что власти уже достали многими своими проявлениями, как то: автомобилистов, пенсионеров и прочих людей, к революционности не склонных, но неожиданно оказавшихся на переднем краю. Причем, разумеется, против своей воли: пенсионерам бы жить и жить себе в комфорте, как они живут в Америке, путешествовать на автобусах в разные страны и лежать на курортах. Но вот именно по ним ударило. Или автомобилисты – это, скорее, такой средний класс, они могли бы быть опорой, но наша власть своим идиотизмом, подлостью и так далее еще и их зацепила. Так что я считаю, что главная проблема – сбросить этот обет молчания. Не надо молчать. Я заметил, что люди у нас сильно боятся. Я не знаю, чего бояться. Да, многих журналистов избивали, некоторых даже убивали. Но избивали и убивали именно потому, что это были единицы. С единицами легче справиться. Если возникнет какое-то движение солидарности – я имею в виду не «Солидарности» с большой буквы и в кавычках, а просто солидарности – профессиональной солидарности, человеческой солидарности и т.д., то, помноженная на смелость и человеческое достоинство, она сможет преобразовать нашу страну так, что впервые за многие десятилетия мы сможем ею гордиться.