История радио «Станция» глазами его создателей и диджеев

«Владельцы радиостанции «Панорама», дружившие с акционерами продюсерской компании Rise Music, предложили нам придумать новый формат, который хоть немного бы оживил эфир. Мы поняли, что придумать ничего не можем, а вернее, не хотим, поскольку не очень рвались в радиобизнес. Но на какой-то вечеринке подумали — что если сделать радиостанцию, которая вещала бы в клубном формате? Прямо так: 24 часа электронной музыки, которую играют на виниле. Люди из «Панорамы» неожиданно согласились.

Мы относились к 106,8 как к революционному рупору, объединявшему комьюнити. Наверное, с точки зрения бизнеса это была ошибка — надо было относиться к этому как к массмедиа. Название «Станция» предложил Конис (Виктор Конисевич, сооснователь «Станции». — Прим. ред.) — мне показалось, что в этом тоже есть эпатаж, потому что это в принципе против всяких правил с точки зрения брендинга. Но мы не думали о рамках — было интересно, что станция такая живая, как есть. Мы были уверены, что нечто подобное наверняка существует на Западе, но впоследствии выяснилось, что ничего подобного. Были запрещенные английские станции, вещавшие с островов или с кораблей; были пиратские станции, стихийно возникавшие то там, то здесь в Европе. С ними боролась полиция, так как они рекламировали запрещенные вечеринки. В России же на это никто не обращал внимания.

Запись первых 80 минут эфира «Станции» с прочувствованной речью диджея Грува о миссии радио

Однажды мы попросили таксиста переключить волну на нашу, и он сказал: «О! А это что, музыка? Я думал, это помехи». В это время в эфире был DJ Trancer — он играл в воскресенье с утра хардкоровый сет. Сейчас трудно представить хардкор на радиостанции, а тогда у нас было много экспериментов. То есть некоммерческая музыка составляла больше половины эфира.

Естественно, были и побочные эффекты. Есть мнение, что «Станция» сыграла негативную роль для клубного бизнеса. Какая-то часть публики, которая пыталась прорваться в клубы, удовлетворилась эфиром — и в клубы стало ходить необязательно. С другой стороны, говорили, что интерес безразличной в то время публики к модному времяпрепровождению подогрела именно «Станция». Но мне кажется, это уже была проблема политики клубов — просто не надо было никого пускать. Вот, например, легендарный израильский клуб Haoman 17, который может пропустить за ночь 3000 человек, выкатил мощнейший лайн-ап на открытие. Пришли 3000 человек, но они пустили 500. Это место стало легендарным именно из-за фейсконтроля. На следующей вечеринке лайн-ап был еще круче, пришло еще больше людей — но они пустили 600 человек. Соответственно, люди стали преображаться, менять образы, подстраиваться под темы вечеринок. Так что это проблема не «Станции», а проблема клубов. Никто не заставлял их в погоне за прибылью пускать всех без разбору.»

Телевизионный репортаж об истории «Станции» в характерной для 90-х стилистике

Виктор Конисевич, cооснователь, автор названия и арт-директор «Станции», 1995–1996:

«Все началось в клубе. Я помню, часа в четыре утра Володя Месхи в разгар вечеринки в «Титанике» подошел ко мне и предложил формат радиостанции, какой не было еще в Москве и России. В пятницу утром, прямиком с афтепати, мы заявились на совещание с Павлом Николаевичем Кадушиным, генеральным директором Rise Music. Речь двух энергичных парней с горящим взором и неведомым блеском в глазах убедила босса безоговорочно, и он согласился перепрофилировать «Панораму» в «Станцию».

Мы набирали диджеев как рекрутов, которые будут осуществлять некую миссию. Один из них, Антон Кубиков, был в ту пору совсем молодым парнем и только начинал, хотя уже тогда играл альтернативную музыку. Мы взяли его как раз чтобы закрыть сектор вечернего-ночного эфира. Я помню, он сказал: «Виктор, если эта «Станция» откроется и все осуществится, я стану самым счастливым человеком на Земле». Генеральным консультантом по набору диджеев был Женя Грув (первый программный директор «Станции». — Прим. ред.) — сами мы, не будучи диджеями, просто не смогли бы их отобрать: откуда было взять столь специфические познания в танцевальной музыке простым любителям походов в клубы? Андрей Кильдеев, до того как стать DJ Incognito, был танцором. На «Станцию» он пришел старшим администратором. Он всегда был толковым парнем — умным и с хорошей пружиной внутри, которая заставляла его постоянно прогрессировать. Через некоторое время я стал замечать, что он по ночам уединялся в комнате, где у нас стояли тестовые вертушки. Выходил он из этой каморки только рано утром, с горящими глазами. В общем, он учился там сводить пластинки. Это происходило достаточно долго; как-то раз я подошел и, пока он не видел, послушал — было понятно, что он самостоятельно достиг неплохого уровня. Однажды на вечерний эфир кто то ли не пришел, то ли опоздал — а нам не хотелось ставить просто какой-то микс на CD. Волей случая на «Станции» крутился Андрей. Я говорю: «А давай-ка, Эндрю, ты поиграешь пластинки в эфире». Вижу, что он задрожал: ему этого явно очень хотелось, думаю, он об этом мечтал, — но повел он себя достаточно робко, стал отказываться. Я говорю ему — ничего, давай становись, пора начинать уже. Он действительно вышел в эфир, поставил первую пластинку, вторую, третью… Вижу — все в порядке. Значит, надо бы его как-то представить. Говорю в микрофон: «Сейчас впервые в эфире «Станции» — микс диджея…» Шепотом Андрея спрашиваю: ну как тебя представить? Андрей говорит: «Никак не надо, никак, пускай пока никто не знает!» Говорю: ну давай ты будешь диджеем Инкогнито? Им он и остался по сей день.

Совместный эфир диджеев Trancer и Incognito, 1996-й год

Когда какой-то клуб — кажется, это был «Титаник» — первый раз купил рекламный пакет, у нас был небольшой праздник. Потом подтянулись остальные. В итоге уже в первый год «Станция» окупалась. Но потом инвесторам захотелось, чтобы она начала приносить больший доход, а мне, как человеку в ту пору по духу андеграудному, это было совсем неинтересно — гоняться за рейтингами, капитализировать, делать ее, соответственно, более попсовой. Так что через год я от «Станции» отошел».

DJ Фонарь, программный директор «Станции» (1996–1997), ведущий программы «Атмосфера»:

«Первому программному директору «Станции», Жене Груву, я давал всяческие вводные, потому что у меня был большой опыт работы на радио, в отличие от него. И в какой-то момент Женя меня позвал работать. А я слышал эфир станции, понимал, что многие диск-жокеи не умеют говорить, замечал многие вещи, которые нужно было привести в правильный радийный вид. Пришел к Мише Козыреву, у которого на «Максимуме» я тогда работал, и сказал: наверное, пришло время, когда и я должен вылезти из своих небольших штанишек просто ведущего радиошоу. Ну а когда с «Максимума» уволили Мишу и всех остальных, я целиком ушел на «Станцию».

Рейтинг — это было очень сложное понятие. В тот момент многие рейтинги покупались, корректировались в зависимости от интересов радиостанций или еще чего-то. Рейтинг «Станции» определялся совершенно сумасшедшим бумом клубной жизни, потому что вечеринки происходили с понедельника по понедельник. Огромное количество молодежи, которое ходило на них, жило «Станцией». Это был абсолютно новый продукт, люди хотели себя с ним отождествлять, из всех углов звучала электронная музыка. Это действительно был совершенно мощный взрыв, который потом потихонечку пошел на спад.

Последние три-четыре года «Станции» были сложными, потому что изменилась ситуация на рынке. Произошел кризис, который очень сильно поменял расклады. Клубам стало сложно платить за рекламу. Спад был связан с несколькими моментами. С одной стороны, диск-жокеи перестали быть интересны аудитории. Когда люди шли на диск-жокея, они платили деньги за его сеты, за эксклюзивность. Когда диск-жокеи начинают играть то же самое тысячу раз по радио — зачем ходить в клуб? К тому же это было время после кризиса — и если люди могли не платить, они не платили. К тому же народ устал от вечеринок, потому что в какой-то момент их масштаб был действительно очень большой. К тому же не появилось артистов, которые стали бы хедлайнерами и потащили бы «Станцию» на себе — вроде The Prodigy, The Chemical Brothers и так далее. Наконец, возник конфликт интересов промоутеров. В один день проходило два-три больших мероприятия, и кому отдавать приоритет, «Станция» не знала.

Дима Коротков (программный директор «Станции» с 1998 по 2000. —Прим. ред.) пришел при мне. Более того, я был человеком, который как раз и предложил заняться ему этой работой. Я к тому моменту уже устал. Когда ты программный директор, на 24 часа твоя волна становится твоей жизнью. Но я был не готов завязывать с творчеством и гастролями и полностью переходить в радиобизнес. Я понял, что нужно найти человека, способного на менеджерскую, управленческую работа. Им Дима и стал. И дальше это уже была его игрушка: он стал больше систематизировать эфир, уходить в сторону классического радиоформата, где есть новости, погода, заявки и так далее. Наверное, на тот момент так было нужно. «Станция» должна была выживать».

Было на «Станции» и свое ток-шоу — авторская передача Славы Финиста «Кружатся диски», в которой он обсуждал с коллегами профессию

Влад Копп, бессменный ведущий программы «Модель для сборки», программный директор «Станции» (1997):

«В клубе «Титаник» я встретил Виктора Конисевича и предложил ему такую забаву — читать фантастику под электронную музыку. Фантастическую литературу под фантастическую музыку. Я слышал о «Станции» от своих друзей, еще когда ее только собирались открывать. Потом с удовольствием послушал несколько эфиров диджея Змея, вдохновился и пришел туда в качестве ведущего. На том периоде, когда я был программным директором, я бы внимание не акцентировал. Мы достаточно быстро убедились, что руководящая работа — это точно не мое. Только чтобы разобраться со всем, что там творилось… Творилось в хорошем смысле — это была вольница. Действительно творчество перло через край. В эфире «Станции» можно было услышать все что угодно. Я бы не удивился, если бы кто-нибудь написал транс-оперу.

На публику я первый раз читал в детском саду. Воспитательница посадила меня перед группой, а сама занялась какой-то писаниной. Поскольку читать я начал достаточно уверенно года в четыре, а это было лет в пять. «Модель для сборки» (программа, в которой Копп читал фантастические рассказы под электронную музыку — Прим. ред.) мы делали с диджеем Incognito — он занимался музыкой, я читал. Были случаи, когда люди, которые не любили танцевальную музыку, помирились с ней через «Модель для сборки». Бывало и наоборот: очень любящие танцевальную музыку, но ненавидящие литературу вдруг открывали для себя книги. Можно вспомнить про людей, которые нарезали круги по МКАДу во время чтения, потому что хотели услышать, чем все закончится, а остановиться было невозможно. Завершилась программа на «Станции» песней «The End»: старика Моррисона мы тоже уважаем, к тому же в каком-то смысле закончилась эпоха в московском радиоэфире.

С одной стороны, наверное, «Станция» в смысле популяризации танцевальной культуры сыграла свою отрицательную роль. С другой — подобные течения и тусовки все равно остаются уделом маргиналов. По-настоящему массовыми они никогда не станут. В этом я себе тоже отдаю отчет и к маргиналам себя охотно причисляю. Тем более в наших условиях и в нашей культуре массовый зритель не готов и никогда не будет готов к тому, что происходило на «Станции». Творчество не было ограничено ничем; на моих глазах DJ Incognito однажды играл с четырех источников — с двух виниловых вертушек и с двух CD-проигрывателей, — и это было… Я думаю, что повторить такое очень непросто, ему самому в том числе.

«Модель для сборки» успешно существует все это время. Сейчас — в интернете. Но теперь мы работаем исключительно с отечественными авторами. Это, естественно, в первую очередь связано с авторскими правами. А тогда… Возможно, мы поспособствовали успеху Коэльо, чему я уже даже не знаю, радоваться или нет. «Алхимика» мы прочли тогда, когда только вышло первое издание — невзрачное, в мягкой обложечке. То, чем мы сейчас занимаемся, — это фактически отбор и селекция: так или иначе, те авторы, которые пишут интересно и с хорошими мыслями, в конце концов возвращаются и приносят еще какие-то рассказы. Поскольку голосования наших слушателей тоже дают какие-то результаты, мы понимаем, что к чему. Но стараемся не следовать вкусам массового слушателя и читателя, потому что это бесперспективное занятие. Как говорил наш уважаемый Оскар Уайльд, «всякое искусство совершенно бесполезно».

Сейчас на «Станции» и свое ток-шоу — авторская передача Славы Финиста «Кружатся диски», в которой он обсуждал с коллегами профессию

DJ Zmei (Виктор Шиткин), соавтор проекта «Станции», ведущий (1995–2000):

«Мы придумали «Станцию» впятером с Месхи, Конисевичем, Грувом и Incognito. Свое шоу я продолжал делать фактически до конца «Станции 106,8». Когда началась «Станция 2000», меня уже не было. Шел откровенный развал радио. Людей выгоняли. Процессом управляли бездарно. «Станция» зачем-то свалилась в конкурентную борьбу с «Максимумом» и с другими радиостанциями, которые по большому счету вещали в своем формате. Я с новым стандартным попсовым форматом не согласился и, естественно, со скандалом оттуда ушел. Но кончину «Станции» что-то предвещало еще до 2000 года. Те перемены, которые там возникли, убили дух свободной «Станции» — наглой, которая вела себя на рынке очень дерзко и бесила всех. Этот дух исчез. Личное мое мнение — «Станцию» как частоту просто перекупили, чтобы засунуть туда свои проекты.

Роль диджея сегодня совершенно нивелирована. Я даже не знаю, есть ли вообще смысл сейчас этим заниматься. Сегодня диск-жокей — это не профессионал с большой буквы с кучей навыков, а веселый свойский парень, у которого есть клевые треки. Профессия опущена ниже плинтуса. Голые бабы, какие-то левые люди, не понимающие, в чем суть профессии, — посторонних 90–95%. Когда в фейсбуке начинаются безумные холивары о том, почему диск-жокей стоит, упершись в пульт, — никому не объяснишь, что, если у тебя играет четыре лупа и три трека сразу и ты должен это контролировать, то, прыгая и махая руками, ты себя сбиваешь с ритма и с определенного настроя. Бесполезно. Противоположная сторона считает, что диск-жокей — это в первую очередь картинка, на которую приятно смотреть. И этим все объясняется. О'кей, вы хотите шоу — вот вам голые бабы, демо-запись чужого микса — и вперед и с песней. Сегодня это так, причем не только у нас в стране, но и во всем мире».

Видеозапись эфира «Станции» 1996-го года. В студии — Грув, Слава Финист, Фонарь и Змей

Дмитрий Коротков (DJ Core), последний программный директор «Станции» (1998–2000):

«Полная свобода творчества — это хорошо, но владельцы хотели каким-то образом получать деньги от этого проекта. Мы немножечко причесывали эфир, чтобы он был более близок к аудитории, и, соответственно, ее размер увеличивался. На тот момент, когда мы только начинали эту историю, электронная музыка из андеграунда выходила в мейнстрим. Соответственно, в этом мейнстриме появился большой кластер хорошей танцевальной музыки — и это было уже не чистое диджейство, а популярное радио.

Коммерциализация так или иначе была запросом акционеров. Может быть, романтика первоначальной «Станции» была немножко убита, но если всего этого не было, мы бы закрылись еще до 1998 года. В тот момент радиорынок начал по-настоящему формироваться; если раньше можно было позволить себе полтора года чистого искусства, то тут возник вопрос о том, что нужно все-таки какие-то деньги зарабатывать. Я вам честно скажу — балансировать было непросто.

Когда «Станция» начиналась и клубная культура стала расцветать, не появилось поколения диджеев, которые не только крутят музыку, но и пишут ее и продюсируют. Вообще наш музыкальный рынок был для этого еще очень молод. Был большой всплеск популярности диджеев и клубов, была эйфория — а дальше уже это должно было либо перерасти в мейнстрим, либо отмереть. В мейнстрим-то оно, конечно, переросло, но в мейнстрим странноватый. И все равно мы на «Станции» всегда всем людям, которые писали музыку — пусть даже среднего качества по сравнению с европейской, — давали дорогу. Появилась группа «ППК»; я помню, Грув продюсировал «Гостей из будущего» — они начинались как раз на «Станции», когда никто их еще на улице не знал и не понимал их джангл-альбом. Но все равно вот этой массовости не было.

Мне много раз говорили: «Давай откроем «Станцию» снова?» В ответ я обычно объясняю, что «Станция» была явлением определенного времени и определенного места. У нее была возможность появиться: так сложились звезды. А если делать «Станцию» сейчас, люди скажут либо «она уже не та», либо «она нам уже не интересна». Тогда был какой-то дух, какое-то ощущение чего-то нового, объем музыки, которой никто никогда не слышал и нигде больше нельзя было услышать и достать, — поэтому люди прилипали к приемнику и слушали с утра до вечера. Это как первая любовь — бывает только один раз».

«Гости из будущего» выступают со своей джангл-программой на организованной «Станцией» вечеринке в МДМ, 1998 год

Автор текста: Никита Величко

Фотографии: zmei.dj,  facebook.com/vladimir.fonarev

Afisha.ru